мертвецам, затоптав даже раненых, на коих никто не смотрел.
Долго стоял на месте отряд Наума, перемалывая врага, выгибаясь и медленно пятясь назад под непрерывным натиском, словно закованная в панцирь серебристая змея. Уже солнце на небосводе почти в самый верх поднялось. Но когда осталось от ратников не более трети, а гонцы донесли, что не только Борисоглебские ворота, но и Ряжские с Оковскими в руках неприятеля оказались, понял Наум, что ждать далее нельзя. Уже полгорода Столичного степняки захватили. Промедлить немного – и путь к Среднему городу отрежут. Приказал отходить.
Отбиваясь от наседавших ордынцев, отошел отряд сотника под самые ворота в Средний город. Здесь вновь увидал Наум князя Юрия, что проскакал мимо него с дюжиной конных воинов, а пеших с ним вообще не было.
Махнул рукой князь Науму, мол, «заходи в стены и запирайся. Будем здесь оборону дальше держать». Успел при этом заметить Наум, что ранен был князь Юрий. Намокла от крови алая накидка на левом плече.
Едва успев затворить ворота перед напиравшими ордынцами, Наум поднялся на стену Среднего города и, расставив людей по местам, взобрался еще выше на башню. Огляделся. Пожар поглотил уже больше половины ремесленных дворов, всю округу заволокло дымом, который изредка разгонял поднявшийся ветер. Другая часть построек была разрушена камнеметными машинам. Две церкви в Столичном городе горели. Почти везде уже хозяйничали ордынцы. Со стен было видно, как они отлавливали не успевших скрыться за стенами Среднего города людей и рубили их походя на куски, расстреливали из луков, забавляясь. Увидал со своего места на башне Наум, как опьяневшие от крови степняки убивали монахов Спасского собора. Ворвались внутрь, выволокли всех на мороз и стали приколачивать их к стенам домов, распиная как на кресте. А затем набросились на монахиню, что пыталась сбежать от них. И, содрав с нее одежды, за волосы затащили по снегу обратно в собор. Ее дикий крик, донесшийся даже сюда, заставил Наума содрогнуться. Он невольно обернулся и посмотрел в сторону своего дома, небольшого терема с резной башенкой, до которого было уже рукой подать.
– Где же Ингварь с Евпатием и подмогой, – пробормотал себе под нос Наум, теребя бороду, – поспеют ли, пока нас всех не перебили?
Ответом ему был гулкий удар в башенные ворота – это степняки дотащили свой таран уже сюда. Сотник спустился с башни на стену и принялся за свое ратное дело. Надо было управлять обороной Среднего города, стена которого была почти на треть ниже главной. На ордынцев вновь полилась смола, полетели камни и стрелы. Все, кто был в городе, мужики и даже бабы, рвались на стены, чтобы помочь осажденным. Наум разрешил, рассудив, что если эту стену не сберечь до подхода помощи, то в княжеском кремле всем не отсидеться. Да и сам князь был здесь же. Хоть и ранен, а смотрел с башни за штурмом. Шлем снял, от стрел не прятался. Но сотник понимал, что это не от глупого геройства, а чтобы людям своим показаться. Когда сам князь здесь, и у остальных сил для битвы прибавляется.
Короток
