Осторожно ступая вслед за женщиной со свечой, мы прошли по темным узким коридорам, а потом она до чего-то дотронулась, и кусок стены сдвинулся вбок, пропуская нас в большое помещение. Стена вернулась на место. Женщина сделала приглашающий жест, и мы сели на стулья, стоявшие около большого деревянного стола, над которым, растопырив ноги, висел огромный аллигатор с открытой пастью. Чучело, конечно.
– Хотите что-нибудь выпить?
Матушка вынула из сумки пачку, открыла ее, достала сигарету щелкнула зажигалкой, выпустила дым из ноздрей.
– Чинзано с джином и апельсиновым соком. И побольше льда.
Женщина повернулась ко мне.
– Если можно, лимонаду с мятой, – отчего-то чувствуя себя неловко, пробормотал я.
– Конечно же можно. – Голос у нее был глубокий, мягкий, как темный бархат.
Я огляделся. Зал был пронизан золотистым, мягким, непонятно откуда льющимся светом. Как у Рембрандта. Художник ставил его выше всех. «Бах и Рембрандт, – говорил он. – Есть Бах, и есть музыканты. В том числе великие. И гениальные. Так же и Рембрандт. Есть Рембрандт, и есть художники».
Свет сгущался в тени, а те, в свою очередь, превращались в причудливые колоннки, поддерживающие галерею, которая шла вдоль стены на уровне второго этажа. Камин, рояль, старинные кресла, диваны, резные столики… Шкафы, на полках которых матово светились диковинные океанские раковины, вспыхивали серебром кубки, тусклым золотом мерцали кожаные переплеты старинных книг… В огромной китайской вазе распустился букет павлиньих перьев. Блики играли на фаянсовой посуде. Потом я разглядел огромный, почти с меня ростом, глобус, какие-то странные, похожие на астрономические приборы, старинные географические карты, ковер с висящими на нем саблями и кинжалами. В рамках под стеклом прятались распахнувшие крылья неведомые мне бабочки.
На маленьком столике стояла похожая на домик клетка, в которой сидела необычайно большая крыса с маленькими блестящими глазками и голым длинным розовым хвостом. Как мне стало известно с первого же дня пребывания у Аптекаря, крысу звали Матильдой и была она не просто крысой, а тибетской. Сразу признаюсь, я крыс побаивался, но Матильда оказалась существом совершенно очаровательным, и уже через пару дней я с ней подружился. Аптекарь же в ней и вовсе души не чаял, утверждая, что она не только умом, но и душевными качествами и тактом превосходит большинство известных ему людей. Матильда свободно разгуливала по всему дому, кроме самой аптеки, а на ночь возвращалась в свою клетку. Аптекаря она слушалась беспрекословно. Стоило ему свистнуть, неслась со всех ног и быстро вскарабкивалась на плечо, где и сидела, время от времени нежно поглаживая Аптекаря передней лапкой по щеке.
Крыса внимательно разглядывала меня своими маленькими глазками и приветливо раскачивала длинным хвостом. Я помахал ей рукой, подумав про себя, что, слава тебе, Господи, матушка сидит к ней спиной, и стал озираться дальше.
Сквозь огромные, от пола, открывавшиеся во внутренний сад французские окна свет освещал стоящие во внутреннем
