тут же согласилась я.
Мы еще какое-то время молча ели, пока, наконец, моё любопытство опять не полезло наружу:
– Руслан, а все-таки… До вчерашнего дня я была больше материалистом…
– Ну, я вообще-то довольно материален! – он великодушно протянул мне руку.
Я не удержалась и потрогала… Или, скорее, он меня. Погладил крохотной ручкой по пальцу… черт! Стало приятно…
– Ну, как? – усмехнулся он.
– Наверно, не так выразилась… – пробормотала я смущенно. – Ну, не верила я до вчерашнего дня в водяных, домовых и …ванновых!
– И сейчас, кажется, не веришь, – опять улыбнулся он.
– Не верю! – с вызовом сказала я.
– И правильно делаешь, – теперь уже вздохнул он.
– ?!?!?
– Нет ни домовых, ни водяных… Только один Ванновый. Я, то есть.
– А, может, поконкретнее? – попросила я. – И потом… эти твои оговорочки: "Раньше звали"… "лучше забыть"… Что было раньше?
Он опять вздохнул, пристально посмотрел на меня своими замечательными и грустными глазами, помолчал, потом почти прошептал:
– Знаешь, не веселая история… Да и какая-то ярмарочно-фантастичная… Как фантик… В Ваннового проще поверить, намного… Все-таки, похожая нечисть давно и в сказках и в легендах присутствует…
– Зубы ты умеешь заговаривать, это точно, – серьезно сказала я. – Но я вредная и въедливая. И приставучая. Бабушка говорила – как банный лист. Так что мне проще отдаться, учти.
– Нет, ты не вредная! – вдруг засмеялся он. – Я вообще-то давно тобой любуюсь… – тут он смутился и покраснел: – Ты только чего такого не подумай!… Я только то, что можно… Честно. И ты замечательная…
Тут уже смутилась я, но вовремя вспомнив о своей въедливости, напомнила:
– Историю давай. Я слушаю.
Он помолчал, опустив длинные черные ресницы, вздохнул и – как в омут:
– А!… что терять? Примешь за сумасшедшего? …тогда уж все до кучи – Ванновый-Сумасшедший. Все равно. Слушай…
Я был когда-то нормальным. Совершенно нормальным и даже высоким – под метр девяносто – парнем. В школе учился, потом в авиационный поступил… все здорово было…
Я так яростно хлопала глазами, что он грустно усмехнулся:
– Уже не веришь?
– А?… – только и смогла выдавить я.
– Наверно, не с того начал, – вздохнул он. – В общем были у меня мама, отец, дядя – его брат, бабушка с дедушкой… Все как у людей. Первая погибла мама – она горными лыжами увлекалась… разбилась… Бабушка с дедушкой недолго после этого протянули – единственная любимая дочка, умница, красавица, да к тому же поздний ребенок… Даже внук, я то есть, не смог их от этого горя отвлечь. Так друг за другом за ней и ушли… Отец тоже переживал, конечно, очень… Но у него были я и мой дядька. Я – ребенок, а дядька – как ребенок. Нет, ребенком он, конечно, в буквальном смысле этого слова
