style="font-size:15px;"> Тогда давно, сидя на горбе верблюда, он вспомнил, что как-то гуляя с отцом, он заметил, если предположить, что в мире нет ничего и никого кроме тебя одного единственного, и также предположить – все что ты видишь, слышишь, ощущаешь всеми органами своих чувств, является лишь игрой твоего ума, – то никаким образом, логически не возможно доказать противоположное. Тогда эта мысль только позабавила его, но она глубоко запала в его душу. И вот, двигаясь с караваном по пустыне, он вспомнил эту свою детскую мысль, и сейчас она ему показалась не только забавной. Мерное покачивание верблюда, на спине которого он сидел начало убаюкивать его и он незаметно для себя он впал в сон, но, как понял потом, это был не сон, а что-то другое, другое состояние существования. В этом странном сне он также ехал на верблюде, но перед ним была уже не пустыня…, трудно было назвать, что было перед ним, привычные понятия не подходили для описания всего, что он видел, но видел не то слово, которым можно было бы сказать, как все это ему являлось. Перед его глазами…, нет, не перед глазами – глаза его были закрыты, а перед тем, что внутри его самого все это видело, было пространство, заполненное разноцветными огненными линиями, которые, казалось, шли отовсюду. Эти линии нигде не начинались, и нигде не кончались – они просто всюду были.
При этом он почувствовал, что как бы разделился на двоих. Одна его часть была очень напугана и даже встревожена, другая же была спокойна, и казалось, тайно радовалась и с насмешкой смотрела на первую. Было, похоже, эта радость исходила от того, что первой части удалось это увидеть и удивиться. Это видение продолжалось, как ему показалось, недолго, но когда он очнулся, был уже вечер, солнце было на горизонте. Караван остановился, и погонщики развьючивали верблюдов и готовились к отдыху. Кто-то, набрав сухих веток саксаула, разжигал костер, кто-то возился у походных котлов, готовя еду, а один из погонщиков дергал его за ногу, предлагая спуститься с верблюда и помочь его развьючить. Значит, – подумал мальчик, – в необычном состоянии забытья он находился не меньше двух часов, но по его ощущениям прошло очень мало времени, потому как он даже толком не успел рассмотреть открывшуюся ему необычную картину.
Сейчас, вспоминая все это, он понял, что тогда ему начинала открываться истинная сущность этого мира, который, всегда является более широким, чем все то на что способно все человечное воображение человека. Размышляя и вспоминая, Заратустра незаметно для себя заснул. Ему в эту ночь ничего не приснилось, или если и приснилось, он просто этого не запомнил.
* * *
Утром его разбудил шум открываемой двери. Заратустра, неожиданно для себя, быстро вскочил с постели. У порога стояли два стражника. Один из них сказал:
– Тебя желает видеть Великий и Блистательный повелитель Измавил. Следуй за нами.
Заратустра, не совсем пришедший в себя после сна, встал и последовал за ними. Стражники были довольно
