как арка без укрепляющих ее свод камней. Умоляю вас, господин Тиратект! Вы сотворили Стального, вы создали Группу Изучения Катастрофы, вы заставили Джефри всех предать, вы столько всего дурного совершили! Неужели вы не стремитесь ни к чему хорошему? Сотворите чудо для меня!
Равна застыла – не дыша, не осмеливаясь даже поставить трансляцию на паузу и заглянуть в окно журнала. Сцена вышла за рамки достоверного и на глазах обрастала небывальщиной. Амди больше ничего не говорил: он расплакался навзрыд человеческим плачем. (Это, конечно, имело смысл.) Восьмерка скорчилась в позах, выражавших безграничное отчаяние. Переделанный Шкуродер тоже молчал.
Потом на дисплеях «Внеполосного-II» началось что-то невообразимое: вся пятерка Шкуродера-Тиратект придвинулась вплотную к Амди. Два элемента, составлявшие некогда часть исходного Шкуродера, подтащили тачку с Белоухим инвалидом. Некоторые элементы находились не более чем в метре от ближайшего элемента Амди. В это было сложнее всего поверить: Шкуродер-Тиратект был известен своей сдержанной привередливостью, чтобы не сказать – брезгливостью. Нормальные стаи, особенно дружившие между собой, иногда посылали одного-двух элементов на ничейную полосу, разделявшую их, для краткого обмена мыслями. У людей это соответствовало бы приятельскому разговору – может быть, с легкими поцелуями. Тиратект-Шкуродер никогда не опускался до подобной фамильярности. Он всегда укрывался на дальнем конце общего стола или закутывался в самые плотные звукоизолирующие накидки.
В этом видео, стремительно уносившемся в область фантастики, Белоухий вытянул шею к Амди и прижался к двум его элементам. Несколько других элементов Шкуродера подошли почти так же близко. Для неискушенного человека это выглядело бы так, словно одна стая осторожно ластится к другой, но в действительности у Когтей такая поза отвечала глубочайшей интимности.
«И любое сходство с тем, что там в действительности происходит, случайно!» Равна в бешенстве отключила видеоканал во всех окнах. Изображения погасли.
Равна долго сидела в уютной теплой темноте, размышляя над полученными результатами. Она слишком далеко загнала экстраполяцию. Попытки «Внеполосного-II» выжать крупицы смысла из почти случайного шума не могли принести пользы, но ведь те или иные слова программы подставляли не просто так, на то должны быть какие-то причины. Она поняла, что обречена теперь снова и снова возвращаться к проклятой сценке, пытаясь отделить программные баги, вызванные недопустимо низким соотношением сигнала и шума, от скрытых откровений. Раз так, то, пожалуй, стоило бы начать с неоспоримо подтвержденных фактов. Например, ей достоверно известно, что Джефри не предатель.
Равна вернулась к данным, но теперь не смотрела на подложное видео, а обратилась к файлам журнала шпионской программы. Как она и предположила, условия передачи сигнала варьировались от скверных до отвратительных. Но это ничего не означало: такое уже бывало в прошлом, и неизменно она получала осмысленные сведения. Она закрыла сетевые сводки и перешла к анализам самой
