доставались Дятловским, то есть Альке. Катерина Аркадьевна заморозит мясо и экономит – только внуку полагается, но и Валерочке перепадёт.
– Ну, что же вы плачете, милая моя? – слабым голосом говорит Лера тёте Ире. – Посмотрите, как хорошо тут, спокойно, цветы благоухают, птицы поют. Тюльпаны вот… Уходить не хочется!
Пожилая сяброука, встретившись взглядом с «дачушкой», остановилась на полувзрыде, а потом сразу заторопилась:
– Пойдзем ужо.
Обратный путь Лере кажется лёгким. Дорога из жёлтого песка бежит рекой, а женщины, как два кораблика, несутся по её течению. Взволнованные пичужки поют им гимны весны.
Сегодня усадьба Дятловских оживёт. Дом, где родители провели остаток дней, наполнится радостью из прошлого: на кухне проснутся мамины кастрюли и забурлят на жаркой плите. В гостиной по традиции примет командование старый буфет. Он выдаст сервиз и проследит, чтобы стол сервировали строго по этикету: салфетки должны быть накрахмалены, как при пани Дятловской, а каждая ложка – сиять, как зеркало на солнце. Резная лестница заскрипит от стучащих ног, подпевая деревянным половицам. После обеда станет тише. Костя уснёт перед телевизором, Алла укроет его пледом из верблюжьей шерсти, который Катерина Аркадьевна добыла ещё в советское время. Алька и две дочки Аллы убегут наверх и втроём приклеятся к экрану компьютера, даже чай откажутся пить. А Валерия прильнёт к плечу любимой подруги и расскажет ей о том, о чём та уже догадалась.
Лера хлопает глазами – кашель тёти Иры возвращает её в настоящее. До самой калитки дома Дятловских та без умолку говорила, и наконец связки пожилой женщины не выдержали перегрузок.
Все детали личной жизни тёти Иры, вплоть до цвета пуговиц на «палито», подаренном мужем после свадьбы, Лера помнит наизусть уже лет десять, потому, воспользовавшись перерывом в повествовании, пытается улизнуть. Но с тётей Ирой такие манёвры бесполезны. Сильная рука сжимает Лерино плечо – стоять! Кашель уже отступил под напором воли рассказчицы.
– Ты да царквы хадзила? – спрашивает она.
Лера мотает головой. Нет. Нахмурившись, тётка крестит «дачушку» и, вглядываясь в самую глубину её глаз, вкрадчивым голосом говорит:
– Трэба было. Трэба было за упокой бацькоу записку падаць к обедне.
Лера из вежливости кивает, а соседка её, не отводя взгляда, смотря словно в саму Леркину душу, тараторит:
– Дачушка, миленькая, ходзи да мяне. Я сыру табе дам, яечек, молока. Прыйдзешь?
Лера кивнув, улыбается глазами, а тётя Ира, перекрестившись сама, бросает ещё раз:
– Трэба было…
IV
К полудню родительский дом так и остался одиноким. К вечеру – тоже.
Лера прилипла к любимому окну мамы: дорога из жёлтого песка убегает к синему
