место рядом с умной студенткой. Та улыбается и без тени превосходства спрашивает: «Тебе тоже нужна помощь? Меня зовут Лера, Валерия». В ответ, промямлив своё имя, Алла кивает. Не проходит и часа, как её тетрадь заполняется решёнными задачами, а гений математики сияет, одержав новую победу. На радостях Алла дарит спасительнице цветной от корки до корки толстый журнал нового формата. Его немного жаль, ведь журнал не простой, настоящее сокровище: и прогноз астрологический с периодами по пять лет, и секреты хиромантии, и заговоры на любовь – читать не перечитать. А главное – портрет Кузьмина на глянце, который можно над кроватью повесить. От царского подарка у Валерии перехватывает дыхание: толстый журнал – такая редкость, экзотичней бананов.
Расщебетавшись и почти не отрывая взгляда от цветастости страниц, юные создания не замечают, как оказываются под покровом осени на крыльце институтского корпуса, усыпанного кленовыми листьями. Солнце клонится к закату. Строй клёнов, обитателей студенческой аллеи, собирает последние лучи и раздувает пожар в кронах. Этим обласканным красавцам нет дела ни до счастливых первокурсниц, ни до хмурых пятикурсников, которые курят на крыльце и между перекурами разгружают грузовичок. Коробки из белого картона поскрипывают в приученных к тяжёлому труду руках последних.
– Повезло же вам, салаги, – обращается к подругам худющий выпускник, одетый в обвешанную значками куртку бойца стройотряда. – Не то что нам! Четыре года оттрубили на больших машинах! Ёлы-палы!
– Ага, Серый, мне эти перфокарты ночами снятся. А наши малолетки – сразу за персоналки. Эх, «мумзики в мове», – перебивает его второй юноша, бородатый, в такой же куртке, только расстёгнутой на груди так, чтобы была видна надпись «Nirvana» на чёрной майке.
Алла хлопает глазами, а Лера в ладоши, уже успев познакомиться с персоналками на папиной работе, в институте прикладной физики.
До встречи с Лерой Алла не подозревала, что в мире есть квартиры с двумя туалетами. Когда она оказалась в гостях у Дятловских, то просидела в каждом не меньше десяти минут. В одном – синий кафель, фарфоровая балерина на полочке под зеркалом, полотенце белее снега, а в другом – и унитаз, и ванная, как в глянцевом журнале, коврик на мраморном полу, напольная ваза. Над ванной – корзина, свитая из чугунных прутьев, а в этой корзине – бутылка душистой воды и баночка с перламутровыми шариками соли.
За обеденным столом Алла вытянулась в струну, звучащую в унисон каждому слову Дятловских, – только бы понравиться всем, только бы вернуться в этот сказочный дом ещё и ещё раз. Мама Леры казалась ей волшебницей, от прикосновения рук которой оживал даже пузатый кофейник и позвякивал крышкой, а папа – если уж не богом, то человеком по уму и достоинству мощнее всех землян без исключения.
Уже к весне Алла ощущала себя пани Дятловской, а не дочерью
