Молодой и веселый. Он приветливо машет мне рукой.
– Здравствуй, Анри!
Золотая статуэтка Одина
Они появились внезапно. Из предрассветного липкого тумана вынырнула оскаленная драконья морда и угрожающе нависла над берегом, гипнотизируя страшным безжизненным взглядом жителей деревни. Полосатый парус, еле различимый в сером мареве, трепетал на ветру и издавал глухие хлопающие звуки. В мертвой тишине, они слышались пугающе громко, словно неведомый злой дух колотил в огромный барабан. Даже сторожевые псы забыли, как лаять и трусливо жались к ногам хозяев. А люди окаменели от ужаса. Животный страх выворачивал внутренности и выжигал глаза. С обреченностью жертвенных овец, они смотрели на огромных страшных людей, лениво спрыгивающих с ладьи и бредущих к ним с глумливыми ухмылками победителей. Никто из пришельцев даже не извлек меча. Зачем? Здесь не с кем было воевать.
Когда до разбойников оставалось не более половины полета стрелы, одна из женщин истошно завопила:
– Нурманы! Нурманы!
Этот крик послужил сигналом. Люди закричали, заметались, бросились врассыпную, натыкаясь друг на друга, падая. Наиболее разумные бросились к лесу, надеясь схорониться от лихих людей в непролазной густой чаще. Но было поздно. Викинги не собирались терять пленников. Среди высоких елей матово сверкнули стальные шлемы. Бородатые громилы с хохотом хлопали в ладоши, свистели и улюлюкали. Несчастные беглецы с воплями повернули назад, где их уже ждали другие злодеи.
Милава вздрогнула и проснулась. Какой жуткий крик. Так кричала мама, когда брата задрал голодный медведь. Она разбросала в стороны уютное, пахнущее молоком сено, выскочила во двор и остолбенела. Милава много раз слышала леденящие душу истории о кровожадности разбойников с севера. Знала, что эти нелюди едят человечину и пьют кровь младенцев, но то, что открылось ее взору, заставило ее открыть рот в немом вопле.
Повсюду валялись окровавленные тела соплеменников. Оставшиеся в живых метались по двору, оглашая окрестности истеричными воплями. Захватчики хохотали. Ловили приглянувшихся им женщин и тут же насиловали. Другие разбойники сгоняли селян в кучу, придирчиво оглядывали и если решали, что такой раб мало пригоден в хозяйстве, убивали. Делали они это небрежно с привычной ленцой. В их языке не существовало слово милосердие. Седой викинг ухватил старую Смеяну за волосы, чиркнул ножом по горлу и, не дожидаясь пока труп упадет на землю, потянулся за ее маленьким внуком. Милава зажмурилась. Она забыла, как дышать. И очнулась лишь, когда услышала крик мамы.
Здоровенный нурман, заросший рыжими волосами до самых бровей ухватил маму за шею, притянул к себе, утробно зарычал и лизнул ее в щеку. Женщина сжалась от ужаса, а викинг захохотал и одним рывком разодрал на ней рубаху. И тут появился отец. В его руках были вилы. Выставив свое оружие вперед, он смело ринулся на врага. Нурман засмеялся громче, отшвырнул женщину прочь и легко уклонился
