заорал младший сын Магнуса.
– Нет! – перебили его. – Тьёвди не говорит! Он поет! Он же скальд!
– Правильно! Пусть Красноголовый споет нам о последнем походе!
– Как велика была твоя добыча, воин?!
Тьёвди поднялся из-за стола, швырнул на пол недоеденную свиную ляжку и сказал:
– Я еще не сложил песню о нашем походе. Я сочиню её сейчас. И пусть боги помогут мне подобрать нужные слова.
– Правильно! – заорали пирующие. – Боги будут говорить твоим языком!
Красноголовый торжествующе оглядел собравшихся, откашлялся и запел густым красивым голосом:
Знамя Лодброка, пирующий ворон
Клекотом весть на драккары доставил,
Ждет нас удача в великом походе,
Самых достойных позвали Инглинги.
Даже Эгир, нам желая победы,
Черный котел свой забросил на небо,
Веслами вспенили синие воды,
Кнорры Ладброка летящие птицей.
Мчались за нами в кровавых кольчугах
Девы —Валькирии – вестницы битвы.
Молнией жгучей, режущей сумрак,
Одина взор освещал нам дорогу.
Далее певец переключился на себя. И рассказал, какой он достойный и великий воин. Любимец богов и баловень судьбы. Настолько достойный, что не боится носить на груди статуэтку самого Одина, тогда как другие осмеливаются нацепить на себя лишь молоток Тора.
Глаза Тьёвди возбужденно сверкали, когда он вещал слушателям, как под франкским городом Нантом, он нанизывал на меч сразу по восемь врагов. Насиловал за раз по десятку женщин и раньше всех врывался в храмы Белого Бога и, разумеется, первым отыскивал спрятанные монахами сокровища.
Гудрун смотрела на него и непроизвольно сжимала кулаки. Она не слушала его песню. Рыжая оскаленная физиономия расплывалась перед глазами, уступая место жадным языкам пламени и удушливому черному дыму. Нет, она не плакала. Она давно разучилась это делать.
Красноголовый закончил петь, тяжело плюхнулся на скамью и потребовал медовухи. Веселье продолжалось. Захмелевшие нуреги затевали потасовки, лапали рабынь и горланили непристойные песни. Кого-то из девушек ненадолго уводили. Потом они возвращались раскрасневшиеся и уставшие. Её и саму несколько раз утаскивали на сеновал, но Тьёвди так ни разу и не взглянул на неё. Напрасно Гудрун старалась держаться поближе к Красноголовому. Случайно задевала бедром, призывно улыбалась. Единственно чего она добилась, так это то, что рыжий детина звонко шлепнул её пониже спины и приказал принести пива.
Гости гуляли три дня. А на четвертый засобирались в дорогу.
Тьёвди оседлал своего низкорослого конька, махнул на прощание радушным хозяевам и уже собирался уезжать, когда на его стремени повисла Гудрун.
– Купи меня, славный хёвдинг! Прошу тебя!
– Тебя? – удивился викинг. – Тебя что хозяин обижает?
– Нет.
