могилой Маечки Ольга Берггольц ставит красную звезду. Она клянется Родине, что сможет свести «с природой счеты». Как это возможно? Окажется, что возможно. Слово уже сказано, написано и напечатано.
«И как странно я живу! – подводит итог Ольга тем страшным дням. – Ирина, Николай, самое дорогое – ежеминутно хочет уйти от меня, – как бы предчувствуя самое страшное, пишет она в дневнике. – А Майки уже нет… Но ведь так у всех, такая жизнь и есть, рождение – гибель – рождение, это ее “основная жила”, обрастающая дипломатией, социальными категориями, литературой. Как надо быть проще, животней что ли, и (ведь) чем выше интеллект, тем животней человек!»
И жизнь действительно, словно сопротивляясь ее идейным устремлениям, становится насквозь физиологичной. Ольга часто лежит в больницах. Аборты и выкидыши теперь становятся непрерывными. Это какой-то страшный физиологический морок, из которого на десятилетие ее не выпускает жизнь. Это не она сводит счеты с природой, а природа бьет и бьет ее.
Болеет старшая дочь – Ирочка. У нее осложнение после ангины – эндокардит. Припадки эпилепсии у Николая. «Нет, никто, никто, только он. Как он улыбается, еще не придя в себя, и тянется ко мне – откуда-то из тьмы припадка. Лицо у него, как у Святого, и хочется заорать или умереть».
Казалось бы, несчастья должны еще больше сблизить любящих. Но Николай вернее видит реальное положение дел в стране. Он понимает, что жизнь людей с каждым годом становится хуже. Ольга же, хоть и мучается вопросами и сомнениями, но упорно продолжает убеждать себя: надо все вытерпеть – и новая жизнь непременно наступит.
«Меня вывезет жизнь…»
В начале тридцатых годов Ольга Берггольц работает в издательстве «Детская литература» вместе с Маршаком, пишет стихи, прозу, детские рассказы. Ее повесть «Углич», написанную по заданию Маршака, прочел Максим Горький.
25 октября 1932 года он отечески наставлял ее: «Прочитал Вашу книжку. Славная, задорная, но – впечатление такое, что Вы торопились. Нередко чувствуешь, что на этой странице – недосказано, а здесь автор слишком бегло описал фигуру, там – недоконченное – недописанное лицо… Всегда очень важно первое впечатление читателя, первая фраза книги: это важно, как в музыке первые такты, как в картине – решающая краска. Вы начали книгу диалогом, что всегда создает впечатление эскизности, и это – очень старый, избитый прием. “Стой! – вскричал седок”. Читатель сначала хочет видеть, каков седок, извозчик, лошадь, какова – улица, погода. Вам необходимо взяться за дело серьезно, у Вас есть хорошие данные. Вы зорко видите, немало знаете. Но – Вам не хватает языка для того, чтобы одевать материал Ваш красиво, точно и прочно. Так-то, сударыня! Получили трепку»[30].
В дневнике она с восторгом пишет: «27 октября. Приехал Маршак и говорит, что Горькому понравился “Углич”… Горький сказал, что много срывов и т. д., но что, безусловно, талантливо… Писатели, написавшие плохие книжки, – утешаются, когда только слышат магическое слово – талантлив. Я знаю, что я талантлива, иногда я думаю, что только я это как следует знаю. Но все, что я писала до сих пор, – было почти плохо.
