все больше заваливался на крыло – за иллюминаторами мелькали такие близкие макушки сосен.
– А, твою!!! – Верхний стрелок, наконец, открыл огонь – истребители уже не могли атаковать снизу – зашли с хвоста. Грохотал «Березин»[8] – стрелок почти висел на пулемете…
Очередь пушки ЛаГГа срезала край плоскости, и «Дуглас» на мгновение выпрямился. Огонь с горящего двигателя широко лизал крыло. Живучий самолет тянул, оставшиеся в живых члены экипажа и пассажиры ждали скрипа рассыпающегося металла. Огонь и струи воздуха бились в десятках пробоин…
– А я в него попал! – закричал стрелок. – Честное слово!
– Прыгайте, Сашка! Дай докторам парашюты.
– Да куда там прыгать, – прохрипел уткнувшийся окровавленным лбом в рацию штурман. – Лес уж стрижем. Сажай нас, командир.
Варварин мог прыгнуть. Находясь в самолете, еще никто этого не делал, но технически в подобном Переходе нет ничего невозможного. Самое время вспомнить о чипе. Беззвучно дрогнет мир, и окажется майор ВС РФ Сергей Вячеславович Ковтухин где-нибудь в Москве, у Комсомольского проспекта. Переломов, вероятно, не избежать, но в ЦКГ[9] творят чудеса. Потом выпишут домой, в забытую «двушку» в Орехово. Сестра к тому времени выдворит квартирантов. Можно будет пить нормальный кофе, смотреть телевизор. Пенсию, наверное, дадут…
Варварин стоял в узком проходе к кабине, упирался плечом и рукой в изрешеченную стену. Некуда прыгать. И тому московскому майору, и этому севастопольскому подполковнику прыгать некуда. Дома мы. И еще можно сесть. Можно. Дела у нас здесь.
– Давай сажай, командир. Поспокойнее, – сказал Варварин, глядя вперед. Оттуда, из паутины пулевых отверстий в лобовом стекле, из голубого свистящего июньского неба рос силуэт ненашего ЛаГГа. Затрепетали огоньки пулеметов. Затрясся от попаданий корпус «Дугласа»…
Когда падает транспортник, он ничего не поет. Ему некогда петь, он большой и борется до последнего…
Севастополь.
Северная бухта.
8.29
Девушка сидела и смотрела на волну. Волна была как волна, а девушка как девушка. Обе довольно невыразительные. Но довольно чистые. Волна, должно быть, уже в миллионный раз лизала обломок причала, а девушка только что на том обломке бетона стояла и умывалась соленой прохладной водой.
Собственно, девушка была вовсе не какая-то там безличная девушка, а Марина Дмитриевна Шведова, 1925 года рождения, комсомолка, атеистка и, что в данный момент важнее, – старшина, санинструктор медслужбы отдельного взвода ОКР СМЕРШ. Что обязывало не сидеть здесь и бездельничать, а следовать в портовую комендатуру с вверенным командованием секретным пакетом. По случаю нахождения в глубоком тылу санинструкторам вменялся самый широкий круг обязанностей.
Но девушка-старшина никуда не следовала, а недисциплинированно сидела и смотрела на зеленую
12,7-мм авиационный пулемет М.Е. Березина. На Ли-2 устанавливался вариант УБТ на турели.
ЦКГ – Центральный клинический госпиталь.
