чтобы стало понятно, в каком отчаянии, а порой и жгучей, неуёмной тоске проходили дни, недели, месяцы Жориной жизни. Его душа, распятая грехом, пригвождённая к позорному столбу, мучилась, предпринимая бесплодные попытки своего освобождения.
В жизни надо было что-то менять, чтобы вырваться из порочного круга. Он понимал это, но не знал, что…
Жора улыбнулся своим мыслям. Конечно, теперь он знал, что нужно было тогда сделать и как поступить. Теперь он знал ответы на многие вопросы, которые тогда, в ранней юности его, казались неразрешимыми. Проблемы, которые окружали тогда его бетонной стеной, теперь лежали у его ног. Но это несоответствие и забавляло его всей беспомощностью его положения. Он был не в состоянии ничем помочь себе. Знания и предмет их приложения навсегда были разделены непроницаемым и коварно-бесстрастным врагом – временем.
Теперь у него тоже были проблемы, и они так же, как и прежде совсем иные, окружали его неприступными стенами, и, быть может, лет через десять, вспоминая дни сегодняшние, он посмеялся бы над ними и над собой, потому что снова ничем не смог бы себе помочь.
Жора повернулся на другой бок и, пытаясь заглушить всё нарастающую страсть, снова предался воспоминаниям об истории его борьбы с ней.
В сущности, никакой борьбы и не было. Это было сплошное поражение, которому не видно было конца и края. Это было сумасшествие, с которым он не мог справиться, потому что его половые железы работали с завидной ритмичностью, и с тем же ритмом на него напирало желание освободиться от семени, едва он начинал освобождаться от тягостной мысли, что ещё вчера занимался мастурбацией.
Решением его проблемы, казалось бы, могла бы стать какая-нибудь похотливая шлюшка, о которых так много разговоров ходит в мужской среде. Но этот фольклорно-эпический образ, своего рода мужской идеал, созданный завладевшей воображением кобелиной похотью, сильно отличался от того, что встречалось в жизни, во всяком случае, в Жориной. Он убивался по этому поводу, сильно страдал и корил судьбу за то, что ему так не везёт с женщинами.
В жизни у Жоры всё было не так, как в досужих мужских россказнях: женщины сами на него не бросались, как это предполагалось, а вели себя весьма сдержанно и скромно. Это его несказанно озадачивало. Он не понимал тогда, да и просто не хотел понимать, что во всяком вопросе, в том числе и в таком, для достижения цели необходимо было приложить старание. Куда легче было, постоянно обижаясь на женщин, оскорбляя самого себя последними словами за то, что им не интересуются, как бы в оправдание заниматься онанизмом.
Как ни странно, но избавление пришло оттуда, откуда его Жора совсем не ждал: он загремел в армию и попал туда, где царили суровые законы и были самые жестокие и лютые дембеля – в спецназ.
Первое время он вообще не помнил себя.
Утро начиналось с непривычно раннего подъёма. Опаздывавших загоняли нещадными пинками и тычками в строй свирепые
