на службу, Серафим и Николай, им уже было почти по три года, знали к этому времени службу наизусть, сославшись на плохое состояние от того что, вчера перекупались в речке, остались одни. Когда же все вернулись домой, то обнаружили, что малыши решили сделать батюшке подарок. Они взяли рисунок со скитской церквушкой и перерисовали ее, насколько это для их возраста было возможно. На удивление получилось похоже. Иоанн обоих сгреб в охапку и расцеловал. Теперь было два рисунка церкви, даты 1890 года и 1938 года (Николай и Серафим).
Как-то в один день августа месяца пришли скорбные вести о семье брата матушки Анны и старшей сестры отца, Иоанна. Отслужили панихиду, вечером все собрались за столом, вдруг сразу расплакались Вера и Люба. Когда спросили о чем их скорбь, девочки открыто признались, что боятся, все понимали, что семью ждет. Боятся, что ссылка и лагерь их могут сломать, и они предадут самое дорогое – Господа.
– А вы просите у Него, чтоб Он этого не допустил, Он все и управит на ваше спасение, ведь только с Господом мы все, а без Него – ничто. И только один Господь никогда, ничего не осквернит.
Федор показал Софочке в лесу дупло в старом дубе, сказал запомнить это место и пообещал, что там она найдет все необходимое, если что случится. Вообще, за три года проживания вместе трио Люба, Федор и София научились понимать друг друга не то, что с полуслова, с полу взгляда, они очень берегли друг друга.
В начале сентября у Серафима, Любы и Веры случился дифтерит, детвора угасала на глазах, все понимали, что это конец, скоро будет арест.
Батюшка причащал их каждый день, больше они ничего не принимали, пища и вода вызывали у них сильные приступы удушья или рвоты.
Первая уходила Любушка. Она держала за руки родителей и тихонечко говорила
– Я так боялась, что вас люблю больше Господа… А теперь понимаю, что это Он мне дал такую семью и все, что было у меня хорошего. Вот и сейчас по Его большой любви я умираю и не боюсь, это Он сделал, вы со мной и мне ничего не страшно. Спасибо, Господи, иду к тебе… – и ее ладошки безжизненно обмякли.
Вера металась в горячке, и выкрикивала:
– Вижу семью Императора в огне, живые, зовут к себе. Николай – Побеждающий народ, Александра – мужественная, Алексий – защитник, Ольга – равноапостольная, Татиана – устроительница, Мария – госпожа, Анастасия – Воскресение. Мученики. Они спасли, спасают и еще спасут Россию. «По имени и житие». Папочка, помнишь, ты всегда нам говорил «имя, есть послушание от Бога». Они его выполнили, а мы… – потом открыла глаза – Похвалили всех за веру, что увидим возрожденную скитскую церковь, даже сказали, кто в ней будет… нет, не помню. Мне теперь не страшно, я всех вас увижу, мои родные. Батюшка, матушка, спасибо за молитвы о нас! – стихла, лицо ее выражало не земное счастье.
Матушка взяла Серафима на руки, он крепко прижался к ней, тяжело дыша
– Мамочка, пришел дедушка из уголочка, сказал, что отведет меня
