равнодушны к политике, – заметив, что комендант кивнул, Щедрин приободрился. – В нашем музее за 100 лет собраны богатейшие коллекции книг, скульптур, картин.
– Картин? Это интересно!
Щедрин понял, что проговорился, но быстро нашёлся.
– Копий, господин комендант. К сожалению, в нашем музее были только копии. Подлинники, – Щедрин замялся, – находятся совсем в других местах. Но вот сам дворец весьма оригинален. И теперь он под угрозой. Я пришел сообщить Вам, что еще неделя и эти румынские варвары разнесут его по своим кибиткам. Они устроили склад амуниции и продовольствия в залах. Вчера они разрушили балюстраду, – смотритель продемонстрировал коменданту шар. – Завтра примутся за сам дворец. Вряд ли господам офицерам из Германии захочется посещать развалины. Я предлагаю восстановить экспозиции и открыть музей для экскурсий. При дворце находится его бывший директор, Антонов Владимир Алексеевич, он мог бы все наладить.
– А почему он сам не пришёл?
– Он болен, ревматизм, спина, – Щедрин заохал, театрально схватившись за поясницу. Гаус и переводчик заулыбались.
– Это весьма похвальное предложение. И очень неожиданное. Вы просите не для себя. Как Вас зовут? Где Вы родились?
– Щедрин Сергей Григорьевич. Мои предки жили в Москве со времен Екатерины Великой.
– О! Екатерина, да. Я слышал, она была немка. Но она правила вами русскими.
– Да. Более тридцати лет.
– Вы еврей?
– Нет, господин комендант. Мой отец – богатый вяземский дворянин из смоленских земель. Если бы мы были евреями, нам бы не позволили жить в Москве.
– Я не знал, – признался Гаус, – весьма предусмотрительно… Видимо, на Петербург это правило не распространялось. Вот они там и устроили революцию.
Комендант задумался. Он подошел к окну и отдернул штору. Мягкий свет наполнил кабинет. Предложение этого русского выглядело заманчивым, и по времени было как нельзя кстати. Берлин требовал от администраций всех уровней установления долгосрочных контактов с местным населением. Возобновление функционирования полноценного музея в непосредственной близости от линии фронта, свидетельствовало бы об уверенности вермахта в скорой победе, торжестве нацистской культуры и немецкого духа. Это, наверняка, понравилось бы не только Манштейну, но и самому Розенбергу.
– Сколько Вам нужно времени, чтобы восстановить музей?
– Это невозможно, пока во дворце хозяйничает румынская кавалерия.
– Я это возьму на себя. Сколько времени…
– Две недели, господин комендант.
– Я Вам дам… три дня. Через три дня ждите меня к себе… герр профессор.
Комендант вернулся за стол, снял трубку телефона. В кабинет немедленно вошел унтер.
– Выдайте господину Щедрину свидетельство на руководство музеем во дворце графа. И вышвырните этих румынских варваров из парка. – Провожая Щедрина через приемную, он показал ладонь с поднятыми вверх большим, указательным и средним пальцами «Три дня,
