московским гостям, и отправился в бывшую усадьбу графини Г-ной, где, по его предположению, вслед за горисполкомом должна была разместиться комендатура.
В очках с толстенными стеклами, шляпой в одной руке и ядром в другой, Щедрин выглядел весьма комично. Торговки хихикали ему вслед, а патрульные жандармы уступили дорогу.
«Как банально», – улыбнулся Щедрин, увидев полотнище со свастикой именно там, где еще недавно развевался красный стяг. Выдохнув, и переложив доказательство вины румын из одной руки в другую, он гордо прошел мимо удивленных часовых. Немцы при виде столь уверенного в себе русского приветствовали его, словно офицера.
В небольшой приемной было многолюдно и душно. В очереди ожидали бывший главный инженер алупкинской МТС по фамилии, кажется, Стаценко и незнакомая Щедрину еврейская парочка в возрасте. Дама сидела на венском стуле и теребила платок, покрывавший верх корзины. Руки ее мужа оттягивал потертый чемодан. У самого входа в кабинет коменданта за столом под зеленым сукном сидел Степан Устименко, бывший директор продовольственной базы. Увидев Щедрина, Устименко широко ухмыльнулся, отложил конверт, вытер влажные ладони об выпирающий живот, перед тем как протянуть руку.
– Сергей Григорьевич, дорогой, вот и Вы к нам пожаловали! – обрадованно загудел он, вставая навстречу Щедрину.
Рука Устименко повисла в воздухе.
– Я не к вам, – Щедрин почувствовал тошноту, так ему было противно и неловко из-за непринятого рукопожатия, – я – к коменданту.
– К господину коменданту, Сергей Григорьевич, – насупился Устименко. – Так тут все к нему, – он грузно вернулся за стол, – за ним держись, – он показал на инженера, смял вдруг конверт и бросил в ведро. Щедрин отвернулся и стал смотреть в южное окно. Море было скрыто туманом, а во дворе два дружинника ругались с неуступчивой торговкой свежей выпечкой. Не сойдясь в цене, один из них потянул весь плетеный короб на себя. Тощая подвязка не выдержала натуги и разорвалась, баба шлёпнулась задом в грязь под издевательский смех грабителей.
Щедрин повернулся и поздоровался с вошедшей врачом санатория им. 10–летия Октября Павловой, очень удивившейся Щедрину.
– Какими судьбами, Анна Николаевна?
– В госпитале не хватает лекарств и бинтов, принесла списки необходимого, видимо, придётся ехать в Симферополь. А Вы? По бухгалтерии пекарни? – тут она заметила шар, – или…
Щедрин молча покачал головой. Тяжкая ноша уже давно и основательно измучила его, но расстаться со своим крестом, пусть и принявшим такую необычную форму, он не мог. Объяснить цель своего визита Павловой Щедрин не успел, в это время показались от коменданта супруги-евреи, она – в слезах, и Устименко напомнил: «Не забудь, господин комендант».
В отличие от натопленной приемной у коменданта было прохладно. Через приоткрытую форточку ноябрьский ветер надувал благородную
