о медицине, вызванной впечатлениями от практики в неонатологии, для многих неофитов довольно крышесносной.
– Ты смотришь в полные отчаяния глаза родителей умирающего малыша и делаешь все, чтобы его спасти, – говорил высокий блондин с узким несимметричным лицом. – Но если бы мы думали о глобальных последствиях наших решений, многих проблем можно было бы избежать. Мы попираем законы Мироздания, выхаживая нежизнеспособных новорожденных, продляя жизнь изначально обреченным, давая возможность размножаться генетически ущербным. Спасая тех, кого отбраковывает Природа, мы ослабляем собственный биологический вид, и рано или поздно это приведет к вырождению человеческой расы. Разве ты не согласен?
Второй – симпатичный зеленоглазый шатен – качал головой:
– Твои рассуждения мне понятны, но человек – это нечто большее, чем биология. И это «нечто» важнее, чем уважение к законам Природы. Глаза родителей умирающего ребенка на весах за пределами зримого мира перевешивают возможные последствия для человека, как вида.
– Это потому, что мы не способны видеть целостную картину. Спасая нескольких, мы, возможно, потенциально губим миллионы, – азартно заспорил блондин.
– А ты что скажешь? – обратился он ко мне, вероятно, прочитав в моих глазах одобрение и решив придать веса своим идеям. Вне стен института возрастная иерархия почти полностью стиралась, но все-таки мнение старшего товарища кое-чего стоило.
Я не мог их порадовать, поскольку ни одного мнения не разделял. А улыбался потому, что мне было отрадно слышать, как будущие врачи обсуждают нравственные проблемы. Я знал, что многие из них скоро перестанут задаваться подобными вопросами – выбранная профессия рождала столько этических сомнений, что рано или поздно включался внутренний брандмауэр. Но раз уж вопрос был задан, следовало на него ответить.
– Мы действительно не способны предвидеть все последствия своих поступков, и потому должны руководствоваться простыми принципами. Жизнь священна для любого, не только для врача. Если можешь ее спасти – делай это и не раздумывай о мироздании.
– Банально, чувак, – не получив поддержки, расстроился блондин.
– Истина, произнесенная вслух, как правило, банальна, – вздохнул я.
Этот фрагмент разговора и всплыл в моей памяти при виде парочки, появившейся в дверях туалета заведения, на вывеске которого вычурным шрифтом было написано «Десять негритят». Не могу представить, чьей идеей было дать ночному клубу название шедевра Агаты Кристи, где каждого героя ждала расплата за тайные грехи…
Впрочем, грехов – как тайных, так и явных – здесь хватало. Вон тот рыжий парень с мучнисто-белым лицом ловко, почти незаметно обменивает всем желающим шуршащие бумажки на пакетики с цветными капсулами. Меня угнетала мысль, что он, вероятно, мой будущий коллега: сегодня здесь тусовались почти исключительно студенты меда. Кто-то жаждет спасать жизни, кому-то нужен
