телефон? – спрашиваю, не разворачивая содержимое.
«Нет» – машет следователь.
– Я попытался карточку спасти, но и она раскрошилась.
– Да Бог с ней, – выдыхаю я. – Вы родителей моих нашли?
Он смотрит на меня и молчит. Затем шмыгает носом и снова тянется к седой щетине высохшими пальцами. Я жду, что вот-вот посыплется снег с его бороды: такой она казалась белой.
– Что ты помнишь? – вдруг спрашивает следователь.
– О чем вы?
– Мне интересно, что ты помнишь, кроме того, что у тебя есть родители, ты шла на конкурс танцев и…
– Кастинг, – поправляю я.
– Да, точно. Так, что ты помнишь? Мужа?
Сговорились? Я в замешательстве. Шла из комнаты в полной уверенности, что готова признаться, а теперь… После этой странной встречи…
Скольжу взглядом по окнам больницы и замечаю Марка. Он смотрит через приоткрытую щель гардины и ехидно улыбается. Его голубые глаза блестят! В миг по телу пробегают тысячи горячих искр. Сглатываю горький комок, мешающий дышать. Лже-муж прикрывает занавеску, но я чувствую, что он все еще там: стоит и наблюдает, сквозь тонкую гардину, за каждым моим движением.
Все это очень странно.
– Крылова, я слушаю, – напоминает Николай Владимирович и с неприятным шуршанием чешет снежный подбородок. Затем приоткрывает папку и замирает рукой внутри.
– Помню, конечно. Нас даже в одну палату поселили, – бормочу я и понимаю, что все что говорю видно из окна. Редко кто может читать по губам, но я, все же, отворачиваюсь и сажусь в пол-оборота, делая вид, что любуюсь деревьями.
– В прошлый раз ты утверждала, что не замужем.
– Контузило, не сразу в себя пришла, – пожимаю плечами и надеюсь, что следователь поверил.
От этого взгляда в окне до сих пор ползут мурашки по коже, и где-то под лопаткой разрастается жмут ржавых гвоздей, что мешает дышать.
– Хорошо, – рука Николая Владимировича все так же лежит внутри папки. – Значит, тогда у меня больше нет вопросов.
– Так что, это все? Выяснили причины аварии?
– Виктория, банально, но это тайна следствия, – мужчина вытягивает, наконец, ладонь из папки. В пальцах зажат светлый прямоугольник.
Меня потряхивает, но я стараюсь держаться достойно и не подавать вида: все еще материально ощущаю на себе взгляд синих глаз.
– Но…
– Если что-то вспомнишь, ну, мало ли, – он протягивает карточку, и я вижу, как она ныряет мне в пальцы. Мужчина оглядывается на окна. – Все, Крылова, мне пора. Нужна будет помощь – свяжись со мной, но надеюсь мы больше никогда не свидимся.
– Спасибо, – тихо говорю я и провожаю следователя взглядом.
Пестов идет покачиваясь. Одну руку прячет в карман брюк, под мышкой второй торчит затертая кожаная папка. Следователь уходит и забирает с собой последнюю надежду расставить все точки… Почему я смолчала? Почему не призналась?
Я
