предпосылки, для скорейшего заключения мира. Но подобное возможно лишь при физическом устранении Гитлера, и замене настоящего режима временной военной диктатурой, которая, в свою очередь, обязана подготовить почву для создания демократического государства.
– Ого, – вскинулся журналист Карл Штольц, – Хотите полностью изменить строй? А как же тысячелетний рейх? Что с нашей национальной идеей? Или вы предлагаете миллионам арийцев сказать, что они шли неправильным путём? И все жертвы, павшие в боях, напрасны? Боюсь, господин полковник, та старушка, которая стоит сегодня в очереди за водой, и у которой сын погиб где-то под Смоленском, первая плюнет вам в лицо.
Полковник спокойно отреагировал на всплеск эмоций молодого человека.
– Господин журналист, вас устраивает то, что происходит сейчас? Тотальная слежка? Концлагеря? Эрзац – кофе? Полная разруха?
– А как иначе, господин полковник? Война. И не мне рассказывать вам, чем она сопровождается.
Во время спора никто не заметил, как хозяин дома покинул гостей и вернулся с новым гостем тайного собрания:
– О, господи, Ганс. – прибывший, начальник разведки генерального штаба Рудольф Ганзен, приобнял Газевиуса, – Не думал вас встретить здесь, в Берлине. Неужели в Цюрихе для вас закончилась работа?
– Никак нет, господин полковник. Наоборот, дел прибавилось. И я прибыл не из Цюриха, а из Парижа. Но об этом чуть позже.
– Что нового вы нам можете сообщить? – поинтересовался хозяин.
Ганзен многозначительно оглядел присутствующих:
– Добрый вечер, господа. Представьте, новости есть. И довольно неутешительные. На центральном фронте мы потеряли более двадцати полнокровных дивизий. Говорю неопределённо, потому что точных данных пока нет. – Ганзен сделал паузу и продолжил, – Девятой и Четвёртой армий больше не существует. Обе окружены, в районе Бобруйска… Отдан Минск. Русские продвинули фронт на несколько сот километров в глубь наших территорий. Там мясорубка.
В зале установилась тишина. Карл Штольц выложил портсигар на стол и похлопывал по нему кончиками пальцев, выбивая незамысловатую дробь. Людвиг фон Бек оглядел присутствующих:
– И каковы действия генерального штаба? Что думает фюрер?
– Действия нашего руководства я бы охарактеризовал одним словом: бездействие. – Ганзен сплёл пальцы в нервный клубок. – А фюрер запрещает отступать. Понимаете, он просто запретил отступать… В войсках усилили дисциплинарные наказания. За малейшее непослушание – расстрел. Страхом держат солдат на оборонных позициях. Однако, положение от этого лучше не становится. Русские продолжают наступление. А наши войска отходят к старой советской границе.
Фридрих Ольбрехт перекрестился:
– Боже, храни Германию.
Гизевиус тут же воспользовался паузой:
– Положение на Восточном и Центральном фронтах можно спасти только одним: немедленно
