и поглядывая в потолок.
– Так я… того… может, потом зайду? – приподнялся Хрущев на стуле, внимательно следя за каждым движением хозяина Москвы.
– Сиди! Я сейчас, – пробормотал Каганович и через пару минут, бросив на стол карандаш, произнес в сердцах: – Черт знает что! Просто беда с кадрами! Поставишь человека на какое-то дело, а он не только не двигает его вперед, а, напротив, загоняет в тупик, хотя вроде и старается, носом землю роет, не спит, всех гоняет, а толку никакого – один вред! Прямо беда с этими кадрами, – повторил Лазарь Моисеевич и полез в стол за папиросами. Закурив, посетовал: – За всеми надо следить, всех надо контролировать, иначе черт знает что получится, если не доглядишь. – И спросил: – У тебя-то как с этим вопросом?
– Да так же, Лазарь Моисеич. Точно так же, – ответил Никита Сергеевич и вздохнул.
– Вот то-то и оно. И это в Москве. А что творится за ее пределами, узнаёшь далеко не сразу, и то лишь тогда, когда жареный петух в задницу клюнет. И сам черт не разберет: то ли вредитель, то ли дурак, – добавил он, имея в виду, судя по всему, кого-то конкретно и что-то конкретное, что совершилось где-то за пределами Москвы и области… иначе бы Никита Сергеевич знал. Затем спросил: – Слыхал, какую катастрофу устроили нам на железной дороге в Сибири тамошние горе-руководители?
– Нет, еще не слыхал.
– Три состава с ценнейшими грузами, паровозы, вагоны!.. Я уж не говорю о людях… Да-а… И вот товарищ Сталин хочет, чтобы я со всем этим разобрался. В том смысле, чтобы возглавил наркомат путей сообщения. Делай из этого выводы.
У Никиты Сергеевича аж дух захватило: вот оно, вот! И душа запела тоненьким голоском, в животе похолодело от страха, и даже в голове возникло некое кружение, и… и вообще захотелось вскочить и куда-то бежать. Но Хрущев продолжал сидеть, сжимая папку и преданно взирая на своего благодетеля.
– И… и какие же выводы? – осмелился он спросить, переведя дух.
– Не придуряйся, Микита, – обрубил Каганович. – Сам знаешь, какие: займешь мое место. Считай, что этот вопрос уже решен. Остались формальности. Лично я никого во главе Москвы, кроме тебя, не вижу. Хотя за тобой тоже присматривать надо, но значительно меньше, чем за другими. Ошибки у всех случаются. Все дело в том, какие ошибки и как быстро они исправляются. У тебя с этими вопросами более-менее нормально. Я за тебя спокоен.
Никита Сергеевич благодарно кашлянул, поднялся, спросил, слегка изгибаясь над просторным столом:
– Так я пойду?
– Иди. Поздравлять тебя, считаю, еще рано, но пожелать тебе ни пуха не пера – это я с удовольствием.
Никита Сергеевич к черту могущественного Лазаря посылать не решился и уже открыл дверь, когда тот, прищурив глаза, спросил:
– А приходил-то ты зачем?
– А-а! Да так, пустяки, Лазарь Моисеич! Не буду вас отрывать… Сам разберусь.
– Ну-ну, – только и пробормотал
