и тучки стали расходиться, что б и солнышко с нами порадовалось, такое событие…
– Смотрите, на небе ангелы и Солнце на троне, я потом это нарисую – это был голос Георгия.
Все стали смотреть вверх. Действительно, облака стали расступаться и получились белоснежные ангелы, охраняющие величественный трон, на котором восседало Солнце, ослепляя нас своим светом. Все заворожено смотрели на это Чудо… Я опустил глаза от яркого света и увидел.., племянник стоял на ножках, забыв о кресле и как все, смотря ввысь, не мог оторваться от чудного видения. Я тихонько тронул за плечи Петра и Федора
– Смотрите, Георгий… – только и смог прошептать от волнения.
– Это только первый храм.., а он встал – по щекам Петра текли слезы.
– Второй… Слава Богу за все! – и Федор осенил себя крестным знамением.
– Как это?
– Первый, храм Души, самый главный…
Крест
Ромка, накинув халат, незаметно юркнул в палату к матери. Делал он это тихонько, приходил когда ему было удобно, а не в часы посещений, поскольку в это время он убирал в трёх классах за мать, которая работала в школе уборщицей. Болели плечи, ныла спина, но он не подавал виду, что ему трудно, чтоб не расстраивать больную. Городишко у них был маленький, все друг друга знали хорошо, поэтому врач от него не стал утаивать, что «дни матери сочтены, случай безнадёжный, ну если только Господь Бог вмешается»…и, повернувшись, пошёл прочь, бурча что-то о заслуженном наказании. Ребёнок ничего не понял, он только слышал, что раньше у матери была высокая должность, хорошая зарплата, не пьющий муж, и что с ними жили её родители. В этот раз она не спала, явно ждала Рому.
– Покаяться хочу, сынок перед тобой, скоро уйду из жизни и останешься сиротинушкой, папка алкаш не в счёт.
– Не говори, пожалуйста так, он нас любит, переживает, пьёт, потому, что слабый. Я его покормил и сюда побежал… плачет он по тебе.
– Прости! И его жалко. Всем жизнь поломала. И дочерью плохой оказалась, родителей своих обидела и прогнала.
– Мам, но ты ведь любишь всех как умеешь, и жалеешь, что так всё получилось, значит, все тебя простят…
– Хочу тебе всё открыть сама, чтоб никто ничего потом не переврал, в чужую душу ведь не заглянешь – и Степанида грустно улыбнулась и подняв глаза – а если родители видят меня сверху и слышат, может и простят свою непутёвую дочь. Ты спрашивал как-то, почему чернявый, ты весь в моего папу, Рамира, и характером тоже. Я вот только глазами. Он на половину цыган. Его отца вывезли откуда-то из Черногории, потомок древнего рода, православной веры. Он вырос в таборе, женился на дочери барона, а Рамир их сын. До войны он жил кочевой жизнью, уже имел жену и детей. А когда началась Отечественная, вся семья его с табором погибла разом под бомбёжкой. На войне он познакомился с моей мамой, по окончании вернулся к ней, в наш городок. Был кавалером ордена Красной Звезды.
