своей голытьбы в городище и в посаде мало: – тело погорельца колотилось от неукротимой злобы!
– Ничего, придет мое время! Напомню, как пришлось мне, Корзуну, перед холопом балаган устраивать, отпущения грехов выпрашивать!
Не учел хромой трактирщик последствий, которые могут наступить, после его гневной речи, перед какой-то, как он мыслил, замухрышкой! А зря!
Неведомая сила оторвала его от земли, перевернула вверх ногами и по уши вбила в густую пыль возле тропинки, моментально проникшей в раскрытый рот. Пока он силился понять, где земля, а где небо – та же сила завертела его тщедушное тело вновь. Дважды перед очами мелькнули звезды, прежде чем с лету, впечатала седалищем в лавку. Да так, что по-волчьи лязгнули зубы! Острая боль, вдоль спины, через хребет добралась до вываленной в пыли и сосновых иголках, головы. Когда вернулось мироощущение – вокруг никого. Во рту грязь, в голове звон, в чреве пустота. Вдобавок, на седалище, во всю длину, по швам лопнули новые, бархатные порты. Как он добирался до постоя – в памяти не отложилось.
Ольга отцу о расправе не обмолвилась, но на ум записала: обрела семья врага коварного, зла с ним случившегося, не прощающего до конца жизни. И об этом, отныне, надо всегда помнить.
Через седмицу, на пристани забурлила новая жизнь. Корзун, рядом с пожарищем, развернул новую стройку. Строительство постоялого двора, взамен сгоревшего. За несколько дней расчистили площадку размером в два раза превосходящую прежнее подворье. Объявилась пришлая строительная ватага, поражающая местных, числом работников. К стройке поползли обозы с великолепным строевым лесом и пиленым камнем для фундамента. Следак за работами, которого прозвали Грач за неимоверно длинный нос, лихо, путем кулака и кнута с мелкой гирькой на конце, быстро объяснил работягам, чем заниматься каждому на большой стройке. Хоромы росли на очах. Корзун постоянно следил за работой, остальное время, непонятно зачем, бродил на старом пепелище.
Всем было понятно: деньгу Корзун имеет великую. Откуда? Не важно! Разрешение на стройку получено от самого посадника Стара. А значит – все законно!
8
Времени у наставника, на занятия с Ольгой боевой учебой, хватало с лихвой. На рубеже, что вызывало у всех тяжкое предчувствие, было на диво спокойно. Конные дозоры, посылаемые не реже одного раза в луну на сторонний берег, на удалении трех поприщ (поприще – 21,2км), отрядов степняков не обнаруживали. Вестей от доносчиков, из степей не поступало. – «Затишье перед бурей», судачили в сотнях и городище.
Михей с каждым днем становился все угрюмее и подозрительнее: почти каждую ночь лично проверял игрицкие речные секреты; требовал того же от Армяковского и Бобровницкого сотников. До третьего пота гонял свободных от дозоров гридней. Заставлял, по десятку раз к ряду, повторять в строевых перестроениях приемы битвы.
Из арсенального амбара выдал
