уже кончится. Смотри, в лужах какие пузыри!
– Да, с пузырями это ненадолго.
Сережке кажется, он так раскалился, что от него наверняка должен идти пар. И дикий, звериный запах пота. В последнее время никакой дезодорант не спасает. Наверняка Лерка слышит, как колотится его сердце.
– Слушай, я так и не спросил. Что ты написала в анкете?
– Косметика или швейное дело. По любому в жизни пригодится.
– А кулинария что, по боку? Ты ж хорошо готовишь!
– Да ну еще! Там и химия, и физиология! Готовить я и без них смогу.
– А… про личное?
– Написала, что планирую ребенка на следующий год.
У Сергея внезапно пересыхает в горле.
– Вот прямо так? А не рано?
– Да ну еще! Сколько с этим можно тянуть. Ерофеев прав. Потом, как до дела дойдет, комнат вправду на всех не окажется.
– Н-да, тоже верно. А… будущим отцом ты кого вписала?
Лерка хитро улыбается во весь рот, во все свои тридцать два неровно торчащих зуба:
– А никого. Оставила пока что пробел.
*
Они сидели на полу и вдыхали в себя запах свежей краски. Вдыхали с завистью. И то, что слезились глаза и нос, зависть эту только усиливало.
– Нет, ну вот как нормальный человек может так подсуетиться? Раз – и отдельное жилье! И на завод больше не таскаться со всеми.
– Нормальный и не может. Только Ерофеич на такое способен.
– Да подсуетиться – это ладно, ты лучше скажи, как тебе в голову такое пришло?!
– И правда, это ж еще придумать надо!
– Да уж, среднему уму недоступно!
– Ерофеев, колись, кто тебе это подсказал?
Ерофеев улыбался и отмалчивался. Хмурил тонкие брови, хитро щурил близорукие круглые глаза.
Не говорить же, что сами они и подсказали. Тогда, на воспитательном часе, во время заполненья анкет. Ну, про каморку под лестницей.
Он тогда сразу подумал – консьерж! Напроситься в качестве обязательного общественного труда убираться и следить за порядком в Доме детского творчества, огромном здании, где были актовый зал, библиотека, мини-зоопарк, бассейн, тренажерка, учебные мастерские, лаборатории, студии, муз. кабинеты, и черт знает, чего еще. Откуда по традиции не выгоняли никого допоздна. Где всегда горел свет, было шумно, натоптано, накурено, разноголосая музыка со всех этажей, клубы дыма из туалетов. Хотя курить в школе, конечно, нельзя. Даже простой табак, не говоря уж о чем еще.
Где было сердце школы.
Он сам не помнил, как попал сюда в первый раз. Наверное, кто-то заставил его прийти. В первое время его все приходилось заставлять – даже есть и спать.
Потому что он поклялся, что не смирится, не будет делать вид, что все в порядке, все нормально, и так и надо. Потому, что ничего не было в порядке. Они не имели
