«Скорую», – сказала Катя Чибисову – тот ошеломленно кивнул. – Ей успокоительное нужно. Куда же вы? Вот телефон.
Телефонная трубка валялась на кровати, но Чибисов словно не видел ее. Он был как слепой. Отец Феоктист осторожно понес Полину вниз, в гостиную. Кустанаева по мобильному вызвала врачей. Участковый Трубников поднял с пола веревку.
– Платье на полоски разорвала и связала – надо же… Платье подвенечное. Которое следователь у нее никак изъять не мог. Не давала, – сказал он, аккуратно сворачивая веревку, ища, во что бы ее упаковать как вещдок.
– Господи, за что мне все это, – прошептал Чибисов. – И это еще…
Катя вместе с участковым спустилась в зимний сад. Ничего теперь не оставалось, как терпеливо ждать «Скорую». Когда прибыли врачи, Трубников, приватно переговорив с отцом Феоктистом, кивнул Кате – мол, на сегодня все. Баста.
Это было ясно и так: допросить главного свидетеля, то есть выполнить то, основное, за чем, собственно, ее и послали в Славянолужье, Кате не удалось.
– Девчонка-то что-то чудное крикнула, слышали? – тихо сказал Трубников, когда они шли по дорожке к калитке. – Мол, она хотела, чтобы Хвощева убили, мол, из-за нее это все.
– Я слышала, – ответила Катя, – только Полина сказала это не совсем так.
О том, что с шести часов утра она ничего еще не ела, Катя вспомнила, лишь когда взору ее предстала еще одна странная картина. Недалеко от дома Чибисовых – за рощей на берегу реки Славянки – стояли длинные неубранные столы под полосатыми полотняными тентами. Вокруг столов суетились двое усталых потных официантов. Один кое-как сваливал в большие картонные коробки немытые столовые приборы и тарелки с объедками, другой строил из стульев пирамиды на траве и запихивал в полиэтиленовые мешки скомканные, залитые вином и соусами скатерти. Тут и там на траве под столами валялись хлебные корки, огрызки яблок, кожура от бананов, привлекавшие взъерошенных ворон, зорко следивших за официантами с верхушек деревьев. Как только официанты, нагрузив очередную коробку грязной посудой, тащили ее к стоявшей на лужайке «Газели», вороны с торжествующим карканьем пикировали к столам. Официанты возвращались, прогоняли птиц с криком и руганью, а через пять минут все повторялось снова.
– И застолье все как есть бросили, – сказал Трубников, грустно кивая на столы, – свадьбу здесь справляли на вольном воздухе. Неделю гулять собирались, а тут ночью гроза. А потом убийство. Так все и бросили впопыхах. Сегодня только помаленьку убирать начали. Кстати, Екатерина Сергеевна, раз уж о еде речь зашла, поедемте обедать, а?
– Спасибо, но что-то не хочется, – сказала Катя.
– Да не куда-нибудь, вы не думайте, а ко мне. Я вчера вечером окрошки наделал, квас у меня свой в холодильнике, лучка-укропчика с грядки надергаем, огурчиков свежих малосольных. Я все сам делаю – сам себе и кулинар, сам и повар. Один ведь живу.
– Один? – удивилась Катя. – А где же ваша семья?
– Нету. – Трубников развел
