судьба, вскоре постигшая УФТИ, тесно связана с деятельностью там Ландау и руководством Лейпунского. Физтех, благодаря Иоффе, выстоял в нелегких испытаниях, несмотря на то, что дрова в костер осуждения Иоффе и Физтеха подбрасывали его бывшие питомцы – Лейпунский и Ландау.
А мы вернемся к будням студенческой жизни на физмехе.
Первая сессия на физмехе
Отрядом книг уставил полку Читал, читал, а все бестолку: Там скука, там какой-то бред, В том ясности, в том смысла нет
Пока шел семестр, все было более-менее нормально. Началась зачетная неделя, и стало жарко. Хорошо, что начерталка была зачетом – там тоже требовались чертежи, но можно было сделать пару заходов, как и на черчении – там уже требовалось качество чертежей повыше, и без посторонней помощи я не обошелся.
Вылеты из института начались уже на зачетной неделе. Володя (Боб) Синельников черчения, как и я, не любил. Он договорился с одним из сокурсников, что сделает ему начерталку, а тот ему – чертежи. Боб свое задание выполнил, а приятель – нет. И Володю не допустили до сессии, экзаменов он не сдал, а в дополнительную сессию ему сдавать не разрешили, исключили из института и выписали из общежития. Год он прятался от комендантши по разным комнатам общежития и у друзей-ленинградцев, уезжал домой в Мариуполь – грозил немедленный призыв на три года в армию. Через год его заставили сдавать экзамены снова на первый курс, но потом все-таки оформили академический отпуск. Учился он на курсе двумя годами младше нас, там чувствовал себя уверенно.
В одну из следующих зимних сессий (1961 года) Володя меня здорово выручил. В Ленинград с командой девочек приехала из Киева на соревнования по плаванию сестра Таня, которой тогда было тринадцать лет. Времени, чтобы показать ей Ленинград и водить по музеям у меня катастрофически не хватало, и я попросил Володю заменить меня. Он с удовольствием согласился. Билеты тогда стоили недорого, помню, что 50-ти рублей (старыми; уже были новые деньги, но пока принимали старые), хватило и на Эрмитаж, и на мороженое и на транспорт. Таня и, как ни странно, Володя, помнят эту экскурсию по музею до сих пор.
Первым ударом по физмеховцам во время сессии был экзамен по истории КПСС. Нужно было заучивать и рассказывать тексты, в содержание которых уже мало кто верил, включая преподавателей, причем именно в том порядке и так, как считал нужным преподаватель – доцент Потехин. Так как все-таки хотелось как-то осмыслить прочитанное, конфликты возникали постоянно. Но Потехин был безжалостен. Не нравились ему и отличники – если в зачетке были все пятерки, то он считал своим долгом «макнуть» такого и особенно такую.
С нами учились корейцы[49] – в группе экспериментальной ядерной физики. Они очень хотели научиться делать атомную бомбу (в 1956 году было подписано соглашение между КНДР и СССР о подготовке специалистов-ядерщиков), но их этому на физмехе не учили.
Сытое брюхо к учению глухо.
Всего их (на других факультетах) было много в Политехнике. Со-ветский образ жизни их руководство считало разлагающим и немедленно удаляло студентов в Корею при малейшем подозрении в более тесных контактах с советскими сокурсниками – пойти девушке с кем-то из наших в кино грозило карами. В нашем общежитии их было немного, в других запах жареной селедки довольно часто перебивал все остальные запахи в общежитии. Вскоре их перевели в отдельное общежитие, а потом, когда выяснилось, что атомную бомбу они делать на физмехе не научатся, их вообще отозвали. Учили их потом китайцы, с которыми мы секретом атомного оружия успели поделиться до культурной революции.
