старая. Женщины вроде миссис Бруэр и миссис Петри являлись большими специалистами в области переделки и штопки, задолго до того как были выпущены правительственные плакаты с призывом к англичанам быть экономнее.
Громкие стоны донеслись с кроватей несколько часов спустя, когда зазвонил большой металлический будильник, стоявший в оловянном тазике, чтобы шума от него было еще больше. Словно возвещая миру, что уже четыре утра, будильник не прекращая звенел. Девушки медленно просыпались.
– Господи боже, почему я не вступила в армию или не стала медсестрой?
Этот вопрос задавался ежедневно.
– Солдаты никогда не спят, а «утки» и вовсе – веский довод против профессии медсестры.
– Пожалуйста, неужели недостаточно того, что приходится вставать еще до чертовых петухов, так еще и выслушивать все эти стенания!
Грейс улыбнулась. Она любила жизнь, ей нравилось общество ровесниц. «Если все фермы, – думала она, – на которых придется работать во время проклятой войны, похожи на эту, то причин жаловаться не будет».
Чаще всего вокруг произносили слово «чистота». Владелец молочной фермы требовал от девушек чистоты и безупречных белых передников и лично осматривал руки каждой доярки. Работа была тяжелой. Первая увиденная Грейс корова перепугала ее. Это большое, теплое, коричневое с белыми пятнами животное с чудесными глазами вдруг злобно уставилось на Грейс, когда та попыталась подоить ее, как ей показывали и объясняли. Корова вполне намеренно перевернула ведро, разлив драгоценную жидкость, которая вылилась в сток. Главный по дойке окинул девушку неприязненным взглядом.
– Старайтесь сохранить молоко, Патерсон. Идет война, и нам необходима каждая капля.
Теперь, через неделю обучения, Грейс была вполне уверена в своих возможностях. Она умела вымыть теплой водой вымя коровы, прежде чем начать ручное или машинное доение.
Самой неприятной работой была уборка коровника после дойки. Вода всегда была холодной как лед, и Грейс не выносила вони коровьего навоза.
– Вздор, – объявил Джордж, старший дояр, когда некоторые девушки пожаловались на жуткий запах. Шотландский акцент придавал его словам излишнюю свирепость.
– Что плохого в добром чистом запахе скотного двора? Некоторые из вас уж больно изнежены.
Джорджу было трудно угодить, зато он отличался терпением и справедливостью, и девушки ничего не имели против его постоянного ворчания.
После дойки коров гнали на пастбища неподалеку от фермы. Новая травка еще не пробилась, поэтому Грейс и Олив Тернер велели вилами накладывать сено в большие кормушки-колоды, отчего надсадно ныла спина, зато девушки согревались.
– Надеюсь, нам оставили завтрак, – простонала Олив, когда урчание в пустом желудке напомнило ей о времени.
– Повариха позаботится, чтобы мы не голодали.
– Ты
