кое-какие мелочи. Но Нино все не успокаивался, просил меня править как можно больше и вдруг сделал страшное признание. Смущаясь, но в то же время как будто в шутку он сказал, что должен открыть мне один секрет – рассказать о поступке, который он считает самым постыдным в своей жизни. Оказалось, он имел в виду заметку по поводу моей стычки с преподавателем богословия, которую давным-давно, в лицее, я по его просьбе написала для студенческого журнала.
– С чего это ты о ней вспомнил? – засмеялась я.
– Я все тебе расскажу, только помни, что я был тогда мальчишкой.
Я поняла, что ему действительно стыдно, и внутренне напряглась. Он признался, что прочел тогда заметку и подумал, что это невозможно – писать так красиво и так умно. Я обрадовалась комплименту, поцеловала его и вспомнила, как мы с Лилой трудились над этими страницами. Не без иронии, но я все же рассказала ему, какое горькое разочарование испытала, узнав, что в журнале не хватило места для моей статьи.
– Это ведь я тебе так сказал? – с трудом выдавил Нино.
– Наверное, не помню уже.
Его лицо исказила печальная гримаса.
– На самом деле места для статьи было предостаточно.
– Почему же тогда ее не напечатали?
– Из зависти.
Я хмыкнула:
– Ты хочешь сказать, что редакторы позавидовали мне?
– Нет, это я тебе позавидовал. Я прочитал твой текст и выбросил статью в мусорное ведро. Не мог смириться, что ты так здорово пишешь.
Какое-то время я молчала. Как я трудилась над той заметкой, как потом страдала! Мне не верилось, что он, отличник, любимчик профессора Галиани, мог позавидовать строчкам, написанным какой-то школьницей. Я понимала, что Нино ждет моей реакции, но этот подлый поступок никак не совмещался в моем сознании с сияющим нимбом, которым я с детства привыкла окружать его образ. Секунды шли, и мной владело замешательство. Я гнала от себя слышанные от Аделе слова о том, что по Милану о Нино ходит дурная слава; я пыталась не думать о предостережениях Лилы и Антонио, утверждавших, что ему нельзя доверять. Но потом я словно очнулась и обняла Нино. Ведь он не обязан был рассказывать мне о своем тогдашнем малодушии, но все же рассказал, и его искренность тронула меня. Он не побоялся выставить себя передо мной в дурном свете. Значит, поняла я, отныне я всегда и во всем могу на него положиться.
Той ночью мы занимались любовью с еще большей страстью, чем обычно. Проснувшись, я сказала себе, что Нино, признав свою вину, доказал, что я всегда была для него особенной: и когда он встречался с Надей, и когда стал любовником Лилы. Это было чудесно – чувствовать, что тебя не только любят, но и уважают. Он доверил мне свой текст, и я помогла ему отшлифовать его до полного блеска. В те дни в Арджентарио мне казалось, что моя способность воспринимать окружающее, вникать в увиденное и услышанное и излагать свои мысли достигла пика. Это, как я с гордостью отмечала, подтверждалось бесспорным успехом книги, которую я написала, чтобы понравиться
