вечер повторился, случился сейчас, в новое время, с известной свободой взглядов современной молодежи, с их готовностью испытать счастье тотчас, сию минуту, не оглядываясь на приличия, разговоры, не откладывая ничего на потом, на завтра. Сейчас, а не двадцать шесть лет назад.
Утром Иван принес большую литровую кружку теплой воды к палатке, постучал большим булыжником о булыжник при входе в шатер:
– Света, выйди. Пойдем зубы чистить и горло полоскать.
– Иван, что ты меня нянчишь? Девчонки вчера начали про тебя расспрашивать. Говорят: «Классный у тебя брат!», – Света говорила с трудом. Было такое чувство, что еще маленький напряг, лишнее слово, и тоненькая миллиметровая кожица в горле, натянувшись, лопнет и наступит после резкой боли в горле постоянная немота, а кровь хлынет слабой струйкой по краю рта, как у смертельно раненых.
– Вот здорово, Светлана! Теперь я могу возле тебя постоянно находиться. Брат – он и в Африке брат. У меня, кстати, вчера вечером один земляк-студент тоже тобой интересовался. Жаль, говорит, что ты на танцах отсутствовала. Жаждет познакомиться. Надо тебе, Светочка, к сегодняшнему вечеру окончательно поправиться. И мне придется усилить наблюдение за тобой, сестренка, пока в горы не умыкнули.
Солнце, словно потягиваясь в одеяле мягких влажных облаков, лениво оглядывало невыразимо прекрасные окрестности.
– Светик, давай после маршрута поженимся и вернемся сюда. На работу устроимся, будем группы через перевал водить. Смотри, какая красота!
Света молчала, уже за короткое время привыкнув к немоте больного горла. Не удержалась, зачерпнула ладонями ледяной воды, умылась, растерла обожженное холодом лицо полотенцем, постояла на большом плоском валуне, еле удержавшись от желания шагнуть в ревущую, пенную, зеленоватую от склонившихся низко густых крон влажных деревьев воду.
Стало зябко от брызг, изморозью бьющих удобный валун. Иван протянул ей руку. Полотенце висело у него на шее. Все тело до пояса было красным от растираний. На груди кучерявились темные волосы.
Света отвернулась, внезапно смутившись, словно подглядела что-то личное, запретное, особенно после слов «вернемся сюда и поженимся».
Это стремительно сокращающееся расстояние между ними, какая-то теплота ожидания и расположения, когда вдруг возникала гулкая пустота, если его руки не касались ее рук, а взгляды обязательно должны были встретиться.
Эти сухие чистые носки, которые он утром засунул в задний карман ее рюкзака молча, не ожидая благодарности, уже при выходе на маршрут. А кружка с дедовым снадобьем, которую он нагрел на костре и принес в палатку после умывания? И девчонки сразу заверещали, будто к ним залез настоящий медведь.
А загадочно улыбающееся лицо Петра Ивановича у реки, когда обнял свою жену, брызнув перед этим холодной воды на плечо:
– Да, Маргарита Яковлевна, рядом с этими молодыми и мы скоро годков по десять
