минут. Она приближалась, но явно не видела его, а смотрела по сторонам, находясь всего в трех метрах.
– Нина! – окликнул он её.
Она обернулась и вскрикнула. Глаза её округлились, правая рука прикрыла изумленно разинутый рот.
– Это ты… Вы… почему?
Семён настороженно осмотрел себя. Все было в порядке, молния на брюках застегнута, шнурки завязаны.
– Что-то не так? – растерянно развел он руками.
– Да вот же, волосы! Зачем ты их в такой цвет?
Догадавшись по его лицу, что понимания ситуации нет, Нина достала из сумочки зеркальце и протянула Сене. Увидев своё отражение, парень глухо застонал: волосы, только вчера подстриженные в парикмахерской за кровные пятьдесят копеек, стали разноцветными! Спереди и справа они были рыжеватые, как и раньше, но слегка ударяли в кокетливую розовинку. Зато вся левая сторона и затылок были сине-зелено-черного, с металлическим блеском, цвета – как брюшко у навозной мухи!
– Ничего себе, помыл головушку… – прошептал наш герой-любовник, убитый в самую середину.
Ниночка уже смеялась серебристым рассыпчатым смехом. Отхохотав и промокнув аккуратно платочком подведенные глаза, девушка решительно заявила:
– С такими волосами в Советской России жить не рекомендуется! (Она явно знала классику!) Пойдем домой, товарищ кавалер!
Придя к Семену, она обследовала ванную и выяснила, что в результате взаимодействия шампуня «Ромашка» с просроченной, ещё маминой, краской для волос и возник неожиданный эффект полихроматизма волос. Попытались отмыть, но безуспешно.
– Придется брить! – загрустил Сеня.
– Я помогу! – отзывчиво улыбнулась Нина.
Как писали те же классики: страдания человека, которому бреют голову безопасной бритвой, невыносимы. По окончании пытки горе-ухажер помотрелся в зеркало и провел по черепу пальцами. Видуха была ещё та…
– А мне нравится! – вдруг затенчиво протянула Ниночка, и нежно царапнула его ноготками пониже затылка. Потом она царапнула его по голой груди (Сеня был голый по пояс) уже более игриво. В следующий момент они слились в сладком-пресладком поцелуе. Её губы пахли свежим ветром, весенним дождём, яблоками и молодостью. Этот поцелуй не имел ничего общего с вулканически страстным, крепким, как портвейн «Агдам», поцелуем Анны Апполинарьевны. Его хотелось пить, как родниковую воду. Не прерываясь, Семен осторожно обнял девушку. Она доверчиво приникла к нему. Глаза её были прикрыты длинными ресницами, правая бровь трогательно изогнулась. Под руками двигалось и дышало нежное молодое тело. Быстро поняв по некоторым признакам, что развивать наступление сегодня не стоит, Сеня поцеловал милые губы ещё несколько раз и мягко отстранился. Нина, смущенно опустив взгляд, отвернулась поправить прическу.
– Всю помаду съел, бессовестный!
– Голодный, потому что! –
