не благоухают письма счастливыми вестями. Зато время от времени залетают в узкие прорези всякие счета за коммунальную площадь жизни, за сумрачный свет бытия.
«Мерзавцы! – очкообразный нонконформист Эш вынимает из почтового ящика очередную бумажку. – Вот мерзавцы!» На бумажке крупными буквами было начертано: «Время жить в Петербурге». И нарисована была некая схема, которая сопровождалась следующим комментарием:
Комментарий к схеме объезда Санкт-Петербурга
В связи с проведением праздничных юбилейных мероприятий движение автотранспорта по городу ограничено. Объезд Петербурга организован по автодороге А-120 «Магистральная», которая на своем протяжении пересекает автодороги: М-10 «Россия», М-11 «Нарва», М-18 «Кола», М-20 «Псков», а также автодороги А-121 «Санкт-Петербург – 1 мая», А-128 «Санкт-Петербург – Морье», А-129 «Санкт-Петербург – Сортавала» и другие территориальные автодороги Ленинградской области.
Государственная инспекция безопасности дорожного движения
«Вы посмотрите, что эти мерзавцы мне предлагают! – обращается нонконформист Эш к черной штормовке, вошедшей в парадную следом. – Они предлагают мне, коренному петербуржцу, покинуть родину в исторический момент – момент незабываемых торжеств. Когда на родине бедствие – они никуда не разрешают выехать. Когда на родине праздник – они пытаются непременно выпихнуть отсюда. К тому же эти мерзавцы не называют ни одного приличного направления – направляют куда-то на Псков, на Сортавалу, на Колу. Хорошо, что не на Колыму. А главное, что за направление здесь указано – Первое мая? Где это находится? Я знаю только одно Первое мая – безумный час сатанинского разгула и полета на старых метлах. В общем, намек понятен: они посылают меня к черту! К черту на кулички!»
«Какой же марки, извините, ваша колымага, чтобы добраться до куличек? – Черная штормовка неспешно ставит на пол мусорное ведро. – “Тойота”, “Мерседес”, “Крайслер”?»
«Не морочьте мне голову! – нонконформист Эш подпрыгивает от возмущения. – Никакой колымаги у меня нет! И никогда в жизни не было! Я – почетный газовщик Ленинграда, у меня есть грамота имени Ивана Ивановича Газа!»
«Тогда зачем беспокоиться? – Черная штормовка пожимает плечами, подцепляет ведерную дужку и поднимается по вековым ступеням, затоптанным подошвами мира. – Сидите дома, пейте чай, слушайте кукушку».
«Откуда он знает про кукушку?» – холодеет нонконформист Эш. Долгое время он действительно коллекционировал предметы la russe – цветастые гармошки, суровые лапти из лыка, грустные стихи Рубцова. Даже приобрел по случаю часы с кукушкой, которая выскакивала из резных ставней каждые полчаса. И только недавно почуял, что la russe – это дурной вкус, этнография нищих и убогих, не имеющая никакой рыночной будущности. Он оптом продал гармошки, лапти и стихи, и только кукушка продолжала выскакивать из резных ставней и куковать, обещая нонконформисту бессмертие. Наконец на днях он в сердцах расколошматил докучную птицу вместе с дурацким бессмертием. И теперь подумал
