звали Людмилой. И первую, давнюю любовь – Людмилой. С ней он встретился, уже повязанный семьей, и она родила ему дочь, тоже Людмилу. Он тогда пережил кучу неприятностей по службе, схлопотал партийный выговор, исказнил сам себя, почернел и усох. Перевод свой на БАМ воспринял как спасение от личных невзгод. С его отъездом обе Людмилы, жившие в одном городе, как ни странно, подружились. И подружили своих дочерей – сестер. Такую вот вертушку может закрутить жизнь, и не поймешь, где станция, где полустанок в этом вечном движении. И не соскочишь на ходу, а поезда обратно не ходят – не вернешься в пункт отправления…
Напутствуя в поездку, Давлетов посоветовал Савину обратить внимание на опыт организации социалистического соревнования в карьере. Но никакого соревнования Савин пока не замечал. Видел только работу и ощущал ее лихорадочный темп.
Он старался держаться хоть и не рядом с Коротеевым, но поближе к нему, чтоб вникнуть, разобраться, где ж все-таки этот непонятный опыт лучшего землеройного комплекса. Наверное, тот заметил, что Савин мается, потому что сам после очередного разговора-накрутки с начальником смены подошел к нему:
– Ну как, Савин-друг? Весело работаем?
– Не понял еще, – честно признался тот.
– Весело, весело, – заверил Коротеев. – Спрашивай, что надо.
– Даже не знаю, о чем спрашивать.
– Во-первых, отметь, что у меня в роте одиннадцать человек – ударники коммунистического труда. Во-вторых, высокий энтузиазм личного состава. Про него тебе лучше замполит расскажет – не буду у человека хлеб отымать…
– Ванадий Федорович, а как вы организуете соревнование среди механизаторов? – спросил Савин.
– Как положено. Я тебе дам прошлогоднюю газетку, там корреспондент описал про нас все как надо.
– Как надо или как есть?
– Ты чего? – Коротеев удивленно уставился на Савина. – Тебя за опытом прислали или блох выискивать?
– Зачем? Просто хочу понять…
– Чтобы понять, надо по стройкам с мое покрутиться, с тайгой побороться. Да не в штабе сидеть, а на трассе… Ну-ну, не обижайся. Я уже слыхал, что ты головастый мужик.
Савин внутренне поежился от этих слов, почувствовал приятность и досаду одновременно, не нашелся что ответить и подобрался, поджался, как пружина.
– Ты думаешь, мне легко кубики давать? – продолжал Коротеев. – Нет, Савин-друг, трудно. До белых колючек в глазах трудно. Вон погляди на этих красавцев! – Он показал на подножие крутого берега, где вразброс стояли шесть безмолвных «Магирусов» – самосвалов. – Шибко нежные создания, Савин-друг. Хуже баб, как сказал бы Сверяба. На всех тормозные камеры полетели. Разве эти машины для бамовских дорог? Им по асфальту кататься, а не по вечной мерзлоте.
– А если и на других тормозные камеры откажут, чем работать будете?
– В том-то и беда. Одна надежда на заразу Сверябу. Этот
