уривал сигарету за сигаретой, входя в пьяный раж. Говорили много и громко, травили дурацкие анекдоты, выпивали. Михалыча понесло, и остановить его уже не было никакой возможности: он перескакивал с одной байки на другую, делая виртуозные переходы от ностальгических сетований на трудности полуголодной юности к сентиментальным признаниям в любви ко всем врачам, фельдшерам и санитарам, как нашей больницы, так и мира в целом. Нас с Любашей он тоже хвалил, делал неуклюжие комплименты и неловко ухаживал, подливая шампанское через руку. Любаша шефа искренне обожала, я любила, как коллегу, и Михалыч, чувствуя это, постепенно перешел к интимным воспоминаниям. Ни для кого не секрет, как любят мужчины на излёте своей сексуальной жизни производить впечатление на хорошеньких женщин пошлыми рассказами о грехах бурной молодости. Хирург не был приятным исключением: так мы узнали много подробностей его не совсем счастливой семейной жизни. Любаша поддакивала шефу, я тоже, изредка кивая. Михалыч, как и всякий хорошо выпивший человек, рассказав что-то о себе, рассчитывал на ответную откровенность.
Про свою операционную сестру он знал практически всё, а значит, его требовательное внимание неизбежно привлекла я. Субординация, в этой ситуации, предполагала взаимность, но делиться чем-то личным мне не хотелось. Однако, отмалчиваться было бы совсем не вежливо, так что я наспех придумала историю о своем недавнем скоротечном романе, закончившимся, разумеется, бурным разрывом. Конечно, причиной не сбывшегося женского счастья стала моя работа, поздние возвращения, раздражимость, усталость и ревность, питаемая частыми ночными дежурствами. Михалыч слушал не внимательно, постепенно теряя, как я и надеялась, всякий интерес к перипетиям моей судьбы, но вдруг прервал мой монолог простым, но грубым вопросом.
– А ты не фригидная часом?,– спросил он, неуловимо презрительно скривив рот, – а то во всём у тебя работа виновата. Знаешь, как оно бывает, почувствует мужик, что не хочет его баба, ну и всё, тоже интерес угасает.
– Нет,– ответила я, и, на всякий случай, надула губки. Обсуждать такие тонкости я уж точно была не готова.
– Девочки мои,– примирительно начал доктор,– не обижайтесь. И ты, Ириша, – обратился он ко мне,– послушай меня, старого хрыча, окажи милость, не сердись. Женская страсть – вещь непредсказуемая, загадочная даже, вы же медики, должны понимать. Тут вам и менархе, и менопауза, и беременность, и роды, да что говорить.. У мужиков сигнальная система, как светофор – на старт, внимание, марш! А у вас? Да с десяток факторов, только биологических, один другого сложнее. Такие подчас формы женская сексуальность приобретает, что .. ужас просто.
– И чем же сейчас удивить-то можно? – нарочито глупо хихикнула я, – в интернете всё есть. Хочешь, с собачками, хочешь – с кошечками. О садо-мазо и говорить не приходится, так, общее место. Футфетиш? Расхожая история. Групповушка? Нет проблем.. Это сорок лет назад от вида голой щиколотки в обморок падали,– уколола я Михалыча,– а сейчас в четырнадцать у подростков все табу нарушены, и не по одному разу.
– Ну ясно,– закатил глаза хирург,– в СССР секса не было. Садо-мазо, говоришь? А вот, допустим, знаете ли вы, девочки, историю о близняшках?
Мы не знали. Михалыч залпом, для воодушевления, опрокинул в себя бокал коньяка, долго жевал шоколад с миндалём, делая вид, что припоминает важные детали истории, которую он собирался нам поведать, наконец, глубоко, с налётом легкой грусти вздохнув, неторопливо начал.
– История эта, – понизив голос для пущего ужаса, произнёс Михалыч, – глубоко меня, тогда ещё очень даже молодого человека, потрясла. Услышал я её,– он ехидно покачал головой, скосив глаза в мою сторону – да, где-то лет сорок тому назад, будучи интерном, от своего руководителя. Врачом он был от бога, две войны прошел, повидал такого, чего нам и знать не полагается. Только вот о близняшках этих лишь раз мне рассказал, в сильном, как водится, подпитии, а после открещивался, мол, пьяный бред, с кем не бывает. Но я думаю, история подлинная. Рассказывать буду, как сам услышал, от лица, значит, моего наставника.
««Старшую звали Розой, а младшую Лилией. Разница в возрасте у них была небольшой, с полчаса, и на внешности совсем не отразилась. Были они перепутано-одинаковые, как и все близнецы. Но вот характерами отличались, надо сказать, разительно, как легкий насморк от гнойной гангрены. Старшая служила врачом-гинекологом, бабой была властной, хваткой, грубой, вульгарной даже. Волосы красила всегда в демонический чёрный, стриглась коротко, много курила. Любила, чтоб помада цветом на артериальную кровь смахивала, ну и ногти, само собой, в ярко-алый красила.
Фигура у нее была – высший сорт, и любила, к тому же, как бы невзначай, прелести свои напоказ выставлять: кроме облегающих платьев с глубоким декольте не носила ничего. Сейчас этим никого не удивишь, а тогда настоящей женщиной-вамп считали, восхищались, вожделели, но побаивались.
Лилия, в отличии от сестры, выглядела чуть изящней, спортивней и ходила блондинкой, весёлой, легкой, немного отстранённой. Улыбалась всегда капельку виновато, хлопая подкрученными ресницами
