style="font-size:15px;"> – Ты уже в четвертом классе и до сих пор не умеешь лазать по канату?
– Нет.
– Давай я тебя научу?
– А зачем мне это нужно?
И тут я понял, что на его интересы мне в этот момент было наплевать, мне просто было стыдно, что мой сын не умеет лазать по канату. И я не стал его заставлять, потому что в четвертом классе нет никакой необходимости, чтобы уметь это делать.
Зато в седьмом классе у него возникла такая необходимость – он вдруг захотел стать сильным. И вот тогда уже я поставил ему турник, купил боксерскую грушу, пусть подтягивается, пусть болтается, пусть отжимается.
Просто всему свое время. И все дети разные!
Есть такой английский фильм «Билли Эллиот», в котором мальчик из обычной шахтерской семьи вдруг увлекся балетом. Для отца, брутального шахтера, это было просто трагедией. И он заставлял сына ходить на бокс, а тот втихаря все равно ходил на уроки балета. И стал потрясающим танцором. Причем он был настолько крут, что его даже учили бесплатно, а учительница за свои деньги повезла его на конкурс.
Но папа напрягался изо всех сил – мой сын будет прыгать в каких-то белых чешках и в облегающих колготках, позор вообще, да мужчину должно просто стошнить от слова «чешки». То есть ему были безразличны предпочтения ребенка. Он считал, что ребенок не мог отличаться от него, потому что «он мой сын».
Отец нарушил первый принцип позитивного воспитания: дети могут отличаться от родителей. Нет, конечно, они могут и не отличаться. Иногда бывает, что у музыканта и сын музыкант. Я люблю танки, и мой сын любит танки. И я уже не пойму – то ли я их люблю, потому что они ему нравятся, то ли он их любит, потому что они нравятся мне.
Но есть вещи, которые не совпадают у родителей и детей. Бывает так, что отцу нравятся собаки. А ребенка тошнит от собак, но зато он в восторге от динозавров. Что должен сделать умный родитель, если ребенку понравились динозавры? Купить ему энциклопедию про динозавров. А если ему понравились корабли – купить энциклопедию про корабли. Если ему понравился пластилин – купи ему тонну пластилина, пусть залепит им весь дом. Если он начал рисовать – пусть рисует.
Но мы часто хотим из детей сделать то, кем они не являются. Мы хотим их отправить в какие-то кружки, которые нравятся нам самим, а не детям. И не важно, что у него нет голоса: «Пой, зараза!» И не важно, что он не хочет танцевать: «Танцуй, я сказала! Ты должен быть красивым, радостным и ходить вот так!»
Почему? Потому что тебя саму не взяли в танцевальную школу, и ты оправляешь туда сына, пусть он там сдохнет, но научится танцевать. А он просит:
– Мама, мама, купи мне штангу!
– Какая штанга, ты что, это же так низко! Ходи на танцы.
Или бедный ребенок посещает двенадцать кружков, сходит с ума, ненавидит родителей и думает: «Боже, скоро ли я подрасту и уеду в Нижний Тагил, в общагу». Но это неправильно.
Мне одна дама как-то возразила:
– Я не верю. Если бы меня родители не заставляли
