туманом, или давно отдыхают на дне ямы, списанные Фальтедро за ненадобностью?
Я уставился в перевернутую чашу потолка, рассматривая выцветшие от времени фрески с изображением Аркелиона и самого Рамшеха – роскошно одетого бородача с огромными глазами. По-моему, бог страдал хворью, от которой выпучиваются гляделки.
Амок был готов взорваться в моей голове.
Но я держал его на привязи – понимал, что из объятий Шатци мне не вырваться.
Затем я ощутил, как меня давит чей-то взгляд. В кольцевой галерее, над аркой ворот, в глубокой тени стоял некий скрытный господин. Он взирал на меня с живейшим интересом, так голодный лев смотрит на ягненка.
Кви-и-иши-и… шии-и-и мо-о-о ква-а-ай…
Фальтедро встряхнулся и сказал, утерев пот:
– Я помню, Фатик, как в нашем путешествии за маской по земле клана Амброт-Занг мы говорили с тобой об устройстве государств и о том, что любой строй, каким бы он ни был, изначально порочен, и превращает жизнь маленького человека – да, это твои слова! – в ад.
– Было дело, – сказал я. – Ты показался мне весьма подкованным умником, прямо как один мой знакомый абортмахер.
Он улыбнулся чуть заметно.
– Сейчас я стал мудрее. Да, это правда: какое бы устройство государства ни было, нельзя добиться справедливости для всех. По правде говоря, справедливостью и большинством благ пользуется кучка тех, кто присвоил себе власть – не важно, кто это, аристократы, священники, демократы.
– Или маги.
Он не купился на подначку, кивая в такт своим словам и мыслям. Пот струился по его лицу. Ему было плохо от чуждого, но фонтан его красноречия пока не иссяк. Скрытный господин взирал на меня неотрывно. Видимо, очень хотел есть.
– Академия Талестры, Фатик, давно экспериментирует с социальным устройством, но до сих пор любой наш эксперимент оканчивался неудачей. Поставленные на вершину власти начинали жрать материальные блага. У них открывались бездонные желудки. Мы ставили на место королей и прочих правителей лиц самых достойных. Мы давали власть людям из народа, играя в демократию… Мы пытались… сколько раз мы пытались создать общество, справедливое для всех, но постоянно, раз за разом, терпели неудачу…
Над моей головой вздохнул Шатци. Я подумал, что он продал душу чесночному дьяволу.
– Вы вроде как тайное общество? – сказал я. – «Черная рука справедливости», как в Хараште? «Кровавый молот чести», как в Хлеберине? Или «Баран расправил плечи», как в Фаленоре до воцарения Вортигена? Или фемический суд, как в Дольмире и Одируме? В Турне была еще секта этих… которые не хотят работать, а только думают о судьбах родины, плюя в потолок и обрастая бородой… энти лигенты. Все они забавные ребята – но ни черта у них не получается. Они преуспели в одном – в производстве сотен глупостей и духовного дерьма.
Кви-и-и-ши-и-и…
Туман поднялся выше подбородка Фальтедро – густой, но все
