"родословного древа" Т.И. Мокроносова («Откуда идет родословная нас Мокроносовых так и его детей. А так же, что известно исторически о предках, и в каких условиях они жили)». Первое, на что я обратил внимание: Трофим Мокроносов – «Крестьянин села Ленёвское Екатеринбургского уезда». А про Адольфа Мокроносова в официальных сведениях написано: «Родился… в рабочей семье». Нетрудно догадаться: партийно-советские органы лепили видному ученому «красивую биографию». А по их ленинской эстетике красота – в происхождении от «исторически прогрессивного пролетариата».
Между тем, я прочитал историю крестьянского рода залпом и подумал, что свести знакомство с отцом академика было бы, наверно, еще интересней, чем с основателем уральской научной школы физиологии растений. Я бы спросил у него, например, чем он, Трофим Иванович, руководствовался, выбирая детям имена Земфира, Агофангел, Адольф. Думаю, обладатель явно незаурядного литературного дарования (по жизни-то он занимал пост агронома машинно-тракторных станций) ответил бы не банально.
Вот и проявляется смысл, может быть, и случайно появившегося в жизни эпизода. Его внешнезначимое обличье – хлорофилл и проблема энергии для человечества. Для меня же его существо – в явившемся осознании, откуда взялся он сам, Адольф Мокроносов, кем и из чего (из кого) «сделан», а также в размышлениях-предположениях, с каким внутренним богатством он покидал свое земное бытие.
Если мы уходим из жизни с постижениями именно такого рода, то вопрос о смысле жизни, считайте, решен. Самоцитирование – дурной тон в журналистике. Но вряд ли я способен более точно выразить мысль Галины, чем сделал это в «Шелопуте и Королеве». «Галя считала, что человек, проходя свой путь, непременно вовлекает в сферу души какую-то новизну, обогащает свой менталитет более глубоким осознанием сущностей мира, и эта «прибавка», собственно, и составляет смысл нашей конкретной жизни. Видимо, она и составляет конечную продукцию, считала Галина, сверхсложного агрегата, созданного непостижимыми нашему уму силами, под названием «человек».
Вскоре «Уральский университет» напечатал следующую мою статью – «Загадка серебристых облаков» (мне кажется, и до сих пор не разгаданы до конца причуды этих вечных небесных странников), какие-то событийные информашки…
Зиновий Абрамович все это не забыл. В его судьбе случился благоприятный поворот, связанный с разгребанием Хрущевым сталинских гулаговских мерзостей. Едва ли не в первом после столиц, в Свердловске решили выпускать «вечерку», и Янтовского взяли в секретариат редакции. Оттуда он и позвонил мне на факультет.
– …В университетской лаборатории расцвел столетник. Это редкое явление. Мы хотим рассказать про это в «Вечерке». Завтра будет верстаться пробный номер. Так вот, завтра этот материал должен быть у меня. Вы поняли?..
Я понял и не подвел своего преподавателя. А в первую же неделю нового года, в разгар сессии, меня позвали на первую летучку новой газеты. Обсуждали ее начальные номера. И я оказался свидетелем решения судьбы
