Ведь и дураку ясно, что Х-арн без Лидии существовать не может. А вы можете представить мужчину, у которого похитили женщину, без которой он не может существовать? А Х-арн был таким мужчиной. И сейчас он мог это доказать любому. Даже Лодочнику. Но доказывать было некому. С темнотой ночи утихло дневное шествие людей и нескончаемые переезды. Лодочник был на том берегу, и он был недосягаем. Только он мог перевезти Х-арна. А он был теперь с Лидией, и ему было не до Х-арна. Он сейчас с Лидией, с этой глупой самкой, позволившей себя похитить и оставить Х-арна одного. А зубы-то у неё вставные, хоть и красивые, – почему-то с грустью подумал Х-арн, вспоминая, сколько сил потратила Лидия, чтобы сделать себе такие зубы. Впрочем, какое дело Лодочнику до зубов, ему нужна Лидия, эта чужеземка. А зубов у него своих на двоих хватит. Он же дикарь, а Лидия жадна до экзотики, как все глупые женщины. И снова зов предков прокричал в крови Х-арна. И после этого тотального трубного крика Х-арн стал совершенно другим Х-арном. Страстное желание мести согрело немного его продрогшее тело. Убить её – и все дела. Чёртову куклу. Ах, милый Х-арн, как ты считаешь, я могу понравиться Лодочнику? Чёрту лысому ты можешь понравиться, дорогая Лидия, когда до тебя доберётся Х-арн. А я доберусь. Я сделаю это… Я сделаю это, как в пьесе, которую я смотрел в БДТ. Тоже так подойду вплотную и скажу: «Извини, Лидия, такова уж наша с тобой судьба и…» Чья эта пьеса? Да неважно… Ну, вот и я так сделаю: трагический финал нашей долгой скандальной жизни. Разве я был не прав? Разве я не предупреждал, что купаться в реке опасно? Не выставляйся, не оголяйся, не дразни. Разве это говорил ей не он, не Х-арн? Ладно, запретный плод сладок. Женщины до сладкого падки. Но почему от их падкости страдает Х-арн? Он ел этот плод? Он лез в эту идиотскую реку? Он дразнил Лодочника? Он бегал голым по пляжу? Он, Х-арн, хотел понравиться Лодочнику? Как ты считаешь, дорогая Лидия, я могу понравиться Лодочнику? – это говорил он, Х-арн? Ах, как всё это ужасно… ужасно… Заодно убить и Лодочника, раздолбать его лодку к чертям собачьим. Теперь уже всё равно. А что остается Х-арну, кроме мести? А чем ещё жить? Жить! Смешно. Вот и он, Х-арн, попался на удочку, на которую с тайным злорадством зацепил днём толстячка. Да. Но всё это, конечно, легче сказать, чем сделать. Да и что сделать? Как бы это к окошечку подползти, подсмотреть, разнюхать. А ведь это уже однажды было. Подполз, понюхал, рассмотрел. Больно было, Х-арн? Больно. Чего ж тебе ещё? Ещё больнее прежнего хочешь, Х-арн? Хочу. Ну, хоти. Не можешь ты, Х-арн, жить без Лидии, не можешь. Пытался, пробовал, не получилось. Без тела её не можешь, красивого, сильного, нерожавшего, не можешь без её деловитости, злобности, доброты, суеты. Без… чего там у неё ещё в загашнике? Много всякого добра: жарких объятий, оскорблений, примирений, кулинарного мастерства. А сам он, разве может он жить с ней, не оскорбляя её, не обвиняя в бесплодности, не грозя почти ежедневно уйти к другой и никогда не решаясь на это? Да. Странная жизнь. Странная любовь. Да и было ли это жизнью, любовью? Любовью?