в церкви: суперпростая, суперчистая, супербелая, сгорающая в собственном огне.
Да, у нее внутри настоящий пожар…
Я была… потрясена.
Прямо как давеча, когда, глотая слезы, увидела бескрайность неба, раскинувшегося надо мной…
Крепко сжимая в руках подушку, я так и застыла с улыбкой на губах.
Я улыбалась не переставая.
Как вдруг, изображая Пердикана, он с легким раздражением презрительно сказал Камилле: «Милая моя сестрица, монахини поделились с тобой своим опытом, но, поверь мне, это не твой опыт; ты не умрешь, не познав любви», и разом громко захлопнул книжку.
– Почему ты остановился? – забеспокоилась я.
– Потому что это конец нашей сцены и время полдничать. Ты идешь?
На кухне, подкрепляясь черствыми «мадленками», выданными его бабушкой, и запивая их уж и не помню чем, наверно «Оранжиной», я не сдержалась и высказала вслух то, что думала:
– Глупо вот так вот обрывать нашу сцену… Интересно ведь узнать, что она ответит…
Он улыбнулся.
– Согласен… Проблема в том, что дальше идет очень плотный текст… Длиннющие монологи… Учить их наизусть – мало не покажется… Но все равно жаль, потому что лучшее в этой сцене, сама увидишь, происходит в финале, когда Пердикан выходит из себя и объясняет Камилле, что да, все мужики – придурки, все бабы – стервы, но в мире нет ничего прекрасней того, что происходит между придурком и стервой, когда они любят друг друга…
Я ему улыбнулась.
Мы больше тогда ничего друг другу не сказали, но в тот момент оба знали продолжение наперед.
Мы допили свою «Оранжину» так, словно бы ничего не случилось, но оба знали.
Знали и понимали, что это понятно нам обоим.
Мы понимали, что для нас это последний шанс реванша за все годы одиночества, проведенные среди придурков и стерв всего мира.
Да. Мы ничего не сказали друг другу, просто немного помолчали, глядя в окно, чтобы снять напряжение, но мы уже это знали.
Что на самом деле мы двое тоже прекрасны…
О том, что произошло потом, я могла бы рассказывать тебе всю ночь. О тех двух неделях, что мы провели вместе: как мы разговаривали, учили текст, разыгрывали его по ролям, ссорились, мирились, как я швыряла книгу, нервничала, отказывалась продолжать, истерила, бралась заново, как мы начинали все сначала, репетировали и репетировали, все снова и снова.
Я могла бы рассказывать тебе об этом всю ночь, потому что для меня моя жизнь началась именно тогда…
И это, звездочка моя, не образное выражение, а настоящее свидетельство о рождении, так что ты с этим, пожалуйста, не шути. А то я обижусь.
Мы решили встречаться каждый день после обеда и репетировать сцены, выученные с утра, и довольно быстро мне пришлось подыскивать себе тихий уголок вне дома, чтобы иметь возможность
