и громовыми раскатами. В то время как пианиста и оркестр от ливня прикрывал свод эстрады, слушатели промокли до нитки. Однако никто из аудитории, завороженной музыкой, не покинул своего места. Тот вечер и исполнение Генрихом шопеновского концерта стали основой стихотворения Пастернака «Баллада», которое он посвятил пианисту.
В то время как Бориса это лето привело в тонус и зарядило энергией, Зинаида и Евгения невзлюбили друг друга, вероятно, интуитивно чувствуя, что вскоре им предстоит стать соперницами. Поначалу Зинаида старалась поменьше общаться с Пастернаками. Ее тревожили не только неумеренные похвалы Бориса, расточаемые ее талантам домохозяйки, и его поведение (он пользовался любой возможностью помочь по дому или насобирать хвороста, принести воды из колодца или просто побыть рядом, с наслаждением вдыхая запах только что поглаженного ею белья). Зинаиде не нравилась Евгения. Зинаида, почти по-военному суровая в своих семейных принципах, считала элегантную Евгению – эфирное создание – испорченной, ленивой и избалованной. А Евгения, в свою очередь, презирала эту крепкую, похожую на итальянку женщину за неискушенность и грубость. Борис же беспечно игнорировал растущее напряжение между ними.
Их компания распалась в сентябре, и к концу месяца на дачах остались только семьи Бориса и Зинаиды. И вот приблизился день отъезда. Уезжать все должны были рано утром. Накануне вечером Зинаида, уже сложившая вещи, пришла на дачу Бориса, чтобы проверить, готовы ли Пастернаки к отъезду. Евгения паковала картины, которые писала все лето, в то время как Борис укладывал вещи в чемоданы с той тщательной аккуратностью, к которой его приучили в детстве. Поскольку времени оставалось мало, Зинаида подключилась к делу и помогла завершить все сборы. Борис был вне себя от восторга. Однако бедняжке Евгении Зинаида с ее собственнической и властной натурой, должно быть, была как кость в горле. Впоследствии Борис выразил свое восхищение летом, проведенным с Зинаидой, в начальных строках четвертого стихотворения из сборника «Второе рождение»:
Ирпень – это память о людях и лете,
О воле, о бегстве из-под кабалы,
О хвое на зное, о сером левкое
И смене безветрия, вёдра и мглы.
Следующим вечером оба семейства погрузились в поезд Киев – Москва. Вскоре Генрих и оба его сына уже спали, а Зинаида вышла в коридор покурить. Борис оставил тоже уснувших Евгению и сына и пошел вслед за Зинаидой. Три часа они проговорили, стоя в коридоре вагона, под мерный перестук колес. Борис, который не мог больше сдерживаться, признался Зинаиде в любви.
В почти комической попытке охладить его пыл Зинаида рассказала об эпизоде из своей юности. Она призналась Борису, что с пятнадцатилетнего возраста была любовницей своего кузена, Николая Мелитинского, которому было тогда сорок пять лет. Ее отец, военный инженер, который женился на восемнадцатилетней матери Зинаиды, уже будучи пятидесятилетним,
