неслыханным для нее делом: она ставила варить целого копченого гуся, который вместе с прочими своими собратьями давно уже висел в широкой трубе очага. При этом Бэйби приговаривала: «Рано или поздно, а ведь все равно съедят его, так пусть уж лучше достанется этому бедному мальчику».
– Что все это значит, сестрица? – спросил Триптолемус – Ты, я вижу, развела тут большую стряпню. Какой же это у нас сегодня праздник?
– А такой самый, какой был у израильтян, когда они в Египте сидели у котлов с мясом. Не знаешь ты, любезный братец, кто находится у тебя в доме в этот благословенный день!
– Что верно, то верно, – ответил Триптолемус, – ничего я об этом не знаю, так же точно, как статей лошади, которой никогда не видел. Сначала я принял было парнишку за коробейника, но уж больно у него хорошие манеры, да и короба за спиной нет.
– Э, да много ты во всем этом, братец, понимаешь, – сказала сестрица Бэйби, – столько же, надо думать, сколько и твои черные бычки. Ну, да уж ладно, если ты ничего не знаешь о нашем госте, так хоть Тронду-то Дронсдотер знаешь?
– Тронду Дронсдотер! – повторил Триптолемус – Ну как же мне ее не знать, когда я плачу ей по два шотландских пенса за день работы в доме, хоть работает она так, словно огонь жжет ее пальцы! Уж лучше бы я платил девушке-шотландке четыре пенса английским серебром!
– Вот самые разумные слова, какие ты только сказал за все сегодняшнее утро. Ну ладно; так вот, Тронда знает этого паренька очень хорошо и часто мне про него рассказывала. Отца его называют Молчальником из Самборо и говорят, что он знается с нечистой силой.
– Потише, потише! Все это вздор! И всегда-то эти шетлендцы болтают подобные глупости, – ответил Триптолемус – Когда требуется денек поработать, так они обязательно или через щипцы переступят, или с недобрым человеком повстречаются, или лодка у них к солнцу носом повернется, и в тот день они уж и пальцем не двинут!
– Ну ладно, ладно, братец, ты так умно рассуждаешь, – сказала Бэйби, – оттого, что нахватался латыни у себя там в Сент-Эндрюсе; а вот поможет ли тебе твоя ученость угадать, что у этого паренька на шее?
– Шелковый платок, да еще вымокший, что твоя кухонная тряпка, – мне пришлось одолжить ему один из моих галстуков, – ответил Триптолемус.
– Шелковый платок, как бы не так! – громко воскликнула Бэйби, а затем, понизив голос почти до шепота, словно боясь, как бы ее не услышали, прибавила: – Золотая цепочка, вот что!
– Золотая цепочка, – повторил как эхо Триптолемус.
– Вот то-то и оно, милый мой! Ну, что ты на это скажешь? В округе поговаривают, как мне передавала Тронда, что король живущих под землей драу подарил эту цепь его отцу, Молчальнику из Самборо.
– Уж лучше бы ты сама была молчальницей, женщина, а если бы говорила, так что-либо разумное! – сказал Триптолемус – Значит, вся разгадка в том, что этот парень – сын богатого чужеземца: вот ты и варишь для него гуся, которого берегла к Михайлову дню
