Ну как, ты догадался, кого я имею в виду, Фрэнк?
– Нет! Честное слово, – сказал Танстол. – Вероятно, шотландку Дженет, прачку?
– К черту Дженет вместе с ее бельевой корзиной! Нет, нет, нет! Слепая сова, неужели ты не догадываешься, что я имею в виду прелестную мисс Маргарет?
– Ого! – сухо промолвил Танстол.
Живые черные глаза Дженкина вспыхнули гневом, и он бросил на своего товарища подозрительный взгляд.
– Ого?!. Что значит, собственно, это ого? Я думаю, что буду не первым подмастерьем, женившимся на дочери своего хозяина!
– Я полагаю, что они держали свои намерения в секрете, – сказал Танстол, – во всяком случае, до окончания срока учения.
– Вот что я тебе скажу, Фрэнк, – резко ответил Дженкин. – Может быть, так принято у вас, у благородных. Ведь вас с колыбели учат скрывать два разных лица под одним капюшоном, но я никогда не научусь этому.
– Ну что ж, на то есть лестница, – холодно заметил Танстол, – поднимись наверх и смело проси руки миссис Маргет у нашего хозяина и посмотри, какое лицо ты увидишь под его капюшоном.
– И не подумаю, – ответил Дженкин. – Я не такой дурак. Но я выжду свое время, и уже тогда никакая камберлендская пряжа не сломает моего гребня, в этом ты можешь быть уверен.
Фрэнсис ничего не ответил, и, вернувшись к своим обязанностям, они вновь принялись зазывать покупателей.
Глава III
Бобадил. Прошу вас, не говорите никому из ваших знакомых кавалеров, где я живу.
Мейстер Мэттью. Кто, я, сэр? Храни бог, сэр!
На следующее утро Найджел Олифант, молодой лорд Гленварлох, печальный и одинокий, сидел в своей маленькой комнатке в доме судового поставщика Джона Кристи, который этот честный торговец, быть может из благодарности к профессии, служившей главным источником его доходов, построил так, чтобы он как можно больше напоминал корабельную рубку.
Дом этот был расположен близ пристани, у собора Святого Павла, в конце одного из тех узких извилистых переулков, которые до большого пожара, уничтожившего в 1666 году эту часть города, представляли собой невообразимый лабиринт маленьких, темных, сырых и нездоровых улиц и тупиков, где в те времена так же часто гнездилась зараза, как в наши дни в темных трущобах Константинополя. Но дом Джона Кристи стоял у самой реки, благодаря чему его обитатели могли наслаждаться свежим воздухом, насыщенным благоуханием товаров, которыми торговал судовой поставщик, ароматом смолы и природным запахом ила и тины, остающихся на берегу после прилива.
В общем, хотя жилище молодого лорда не всплывало во время прилива и не садилось на мель во время отлива, он чувствовал себя в нем почти так же уютно, как на борту небольшого купеческого брига, на котором он прибыл в Лондон из далекого города Кирккалди в Файфе. Его почтенный хозяин, Джон Кристи, относился к нему, однако, с должным уважением, ибо
Эпиграф взят из пьесы Бена Джонсона «Каждый по-своему» (акт I, сц. 4).
