читал Антоний. – Разорю высоты, разрушу столбы, повергну трупы на обломки идолов. Сделаю города пустыней, опустошу святилища, не буду обонять приятного благоухания ваших жертв…»
Кормчему стало страшно. Вспомнилось хриплое дыхание умершего на рассвете парня. Вчера он пытался ходить, смеялся, а вечером началась рвота с сильнейшим поносом. Он лежал в грязи и стонал, в кубрике смердело. Санитары выдернули из-под умиравшего матрас, прикрыли тело обрывком паруса. К полуночи парень затих, ровно задышал, уснул. Его не исповедовали, не причастили. Когда в темноте после «собаки» пробили склянки, раздались резкие хлопки, будто лопались кожаные мешки с воздухом. Редкие судорожные движения легких матроса, с напряжением выгонявших воздух, будто душа рвалась наружу, напоминали пьяный храп. Он то прерывался – и соседи слышали слабое дыхание, – то становился громче. Что-то мешало парню в груди, он силился вытолкнуть это и не мог. Не прошло и получаса до следующих банок, как парень затих. Его не трогали, хотели поверить, будто заснул. Мерзкое ощущение присутствия мертвеца поползло по кубрику. Сон улетел, больные лежали и ждали, кто отважится заглянуть под парус?
– Что с вами? – Антоний окликнул кормчего. – Вы сегодня не слушаете меня.
– Почему Всевышний жесток, – неожиданно спросил Гальего, – требует веры из-за страха?
– Он грозит отступникам. Ни один волос не падет с головы праведника, – пояснил Антоний.
– Отчего же все умирают?
– Каждому свой час, – привычно произнес священник.
– Нет, – возразил кормчий, – Господь суров. Даже Сын Его, искупивший грехи человеческие, говорил: «Не мир Я принес, но— меч!» А мы, черви морские, созданы по Его образу и подобию, поэтому убиваем друг друга.
– Иисус заповедал любовь, – напомнил францисканец. – Он отринул старую заповедь Моисея «Око за око, зуб за зуб» и сказал: «Возлюби ближнего, как самого себя!».
– Я много плавал и не видел, чтобы люди любили других, «как самого себя».
– Вы больны, раздражены, – Антоний попытался успокоить штурмана. – Придет время, и все поймут простую истину.
– Когда?
– По пришествии Царствия Божия на землю.
Я не доживу до тех лет. Господь отмерил мне мало жизни.
– Кто вам сказал?
– Я знаю, я чувствую, как она уходит.
– Вас мучают боли?
– Хуже… Душа устала.
– Уповайте на Господа, молитесь!
– Не хочу, – сознался Вашко. – Не хочу вставать, думать, молиться. Все надоело.
– Это ужасно! – забеспокоился Антоний. – Вы не верите в Царствие Божие? Не слышите поющих в ночи ангелов?
– Они поют другим, – кормчий с завистью и укором посмотрел на Глухого.
– Не думайте так, – попросил священник. – Я помолюсь за вас.
– Господь
