Однако Афросина вырвалась от него и побежала по аллее. Алексей продолжал необузданно хохотать, несколько раз звал Афросину, приговаривая: «Фрося, не будь дурочкой!» Затем он скорыми шагами последовал за ней, нисколько не заботясь о своей убитой горем, оскорбленной жене, искренне желавшей в эту минуту смерти, которая одна могла освободить ее от невыносимых страданий.
Следствием грубого и оскорбительного обращения царевича с женой было то, что она, сначала любившая, стала его ненавидеть. За несколько недель до родов Шарлотты царевич уехал в Карлсбад, не предупредив ее ни одним словом. Только когда уже подъехала почтовая карета к его дверям, он попрощался с женой четырьмя словами:
– Прощай! Еду в Карлсбад!
Таков был муж Шарлотты.
Петр с царицей был тогда в Финляндии, Шарлотта осталась одна с тремя старухами, которых против ее воли ей навязали, чтобы наблюдать за родами и удостовериться в действительности рождения царского ребенка. В это время она пишет с отчаянием своей матери: «Я сделалась несчастной жертвой нашего дома, хотя я этим не приносила ему никакой пользы. Я от горя умираю медленною смертью».
В течение шести месяцев она не имела никаких известий от своего мужа, только дочка, родившаяся в июле 1714 года, доставляла ей некоторое утешение. По приезде царевича, он не подавал ей ни луча надежды на благосклонное обращение с ней. Зимой 1715 года в течение ее второй беременности он ее открыто оскорбил самым жестоким образом: он взял к себе в дом, где жила жена, свою крепостную любовницу – Афросину. Шарлотта с достоинством выдержала этот крайне жестокий удар. Вебер, ганноверский посол в Петербурге, говорит в своих записках:
«Эта несчастная царевна с твердостью переносит свое горе, одни стены видят ее слезы».
После долгого пребывания в Карлсбаде Алексей Петрович наконец возвратился в Петербург и только два дня спустя удостоил жену своим посещением. Шарлотта встретила его с новорожденной Натальей на руках, надеясь, что родительское чувство смягчит его сердце и улыбка невинности вызовет нежность отца к матери. Но Алексей вооружился ледяной холодностью и, чтобы избежать всякого нежного слова, пришел не один, а в сопровождении генерала Глебова, самого хитрого льстеца. Несмотря на присутствие постороннего, Шарлотта с нежной улыбкой поспешила к нему навстречу, показала ему ребенка и высказала ему все, что только любовь и верность могли внушить ей. Но царевич оставался немым и не проявил к ней ни любви, ни малейшей привязанности, как будто был ей совершенно чужой. Он не обнял жены, не поцеловал ребенка и даже не пытался изобразить на своем лице улыбку. Он только спросил ее в общих выражениях о состоянии ее здоровья и ее времяпрепровождении и предоставил Глебову занимать царевну грубой лестью. Через полчаса он оставил жену, которая в своем уединении предавалась горю и проливала горькие слезы.
Царевич откровенно сознался, что желает развода, и Шарлотта считала
