постоять за обитель-матушку… Вызволим ее из осады ляшской!
Отошел Ананий к дверям, поклонившись в ноги старцам. Начал воевода, князь Григорий, опять про ограду обительскую да про свою силу ратную:
– Укрепил я, отцы, на диво монастырские башни. На Водяной да у ворот Красных поставил я отборных пушкарей. На Плотнишной тоже стоят воины не хуже. Так же и на Келарской башне…
Речь воеводы прервал спешно вбежавший сотник стрелецкий, Лешуков Степан, из передовой сторожевой сотни.
– Отцы и воеводы! – крикнул он. – Посланец от ляхов!
Всколыхнулись все; князь-воевода приосанился.
– Пусть войдет… Поглядим, что скажет.
Расступилась толпа и пропустила в покои высокого широкоплечего воина в ляшском панцире и шлеме, с кривой саблей на боку. Не по себе было послу, косился он с опаской на послушников и богомольцев.
– Благослови, отче, – молвил он архимандриту, снимая шлем. – Православный я…
– А ляхам служишь! – вздохнул, благословляя его, отец Иоасаф.
Промолчал пришелец, только брови сдвинул.
– С чем послан? – спросил князь Долгорукий.
– Послан я, сын боярский Бессон Руготин, к вам, иноки обительские, и к вам, воеводы, от пана гетмана литовского Петра Сапеги да от пана Александра Лисовского с грамотами. Нас великая сила стоит под монастырскими стенами. С панами Сапегой да Лисовским пришли: князь Вишневецкий Константин, четверо панов Тышкевичей, пан Талипский, пан Казановский, князь Горский, да атаман донской Епифанец. А ратных людей, с пушками и иным огнестрельным боем, жолнеров, казаков, немцев, татар и русских – три десятка тысяч будет. Покоритесь, иноки…
– Давай грамоты! – сурово крикнул князь Григорий.
Толпа зашумела, понадвинулась; замолк, озираясь пугливо, ляшский посланец, вынул из сумки грамоты, подал князю и архимандриту. Стихли все, безмолвно понурились в ожидании иноки…
Отец Иоасаф читал ляшское послание без гнева и волнения; князь-воевода то и дело кусал губы, хмурил брови, и дрожал, как от ветра, в его руках ляшский лист.
– Ах, злодеи! Чем похваляются! – загремел он во всю широкую грудь. – Слушайте, отцы, слушай, народ православный!.. Пишут ляхи нам, воеводам, – покоритесь-де вору Тушинскому… Именуют его сыном царя Иоанна… Сулят нам: коли сдадим обитель, будем-де наместниками Троицкого града, владетелями богатых сел. А ежели супротивничать будем, падут-де наши головы…
Пуще прежнего загудела толпа; кое-кто уж к Бессону Руготину подступил.
– Стойте! – властно молвил архимандрит. – Поведаю и я, что ляхи инокам пишут… Сулят они обители великие милости от царя Димитрия и от царицы Марины! От еретички-то[18] ляшской!..
Не выдержал степенный отец Иоасаф – и отплюнулся при этом имени, которое вся Русь проклинала. Заволновались и все иноки: иные крестное знамение творили, иные тоже с гневом отплевывались.
– Многим еще нас прельщают ляхи нечестивые…
