бесценных матросов. Любопытно, что Хорнблауэр, которому и в голову не приходило вообразить себя вожаком, всегда предпочитал вести, а не подталкивать.
– Давайте под помпу, ребята, – сказал он ласково и, видя, что они все еще колеблются, добавил: – Когда мы выйдем в море, вы увидите под этой помпой меня, каждое утро в восемь склянок. Разве не так?
– Так точно, сэр, – в один голос отозвались матросы у помпы. Странная привычка капитана каждое утро окатываться холодной морской водой немало обсуждалась на борту «Лидии».
– Тогда давайте под помпу – и, может быть, вы все еще станете капитанами. Вот ты, Уэйтс, покажи-ка, что не боишься.
Какое везенье, что он не только вспомнил имя, но и признал бритым Уэйтса, овечьего вора в молескиновых штанах. Новобранцы заморгали на величественного капитана, который говорит ободряюще и не постеснялся сказать, что каждый день моется. Уэйтс собрался с духом, нырнул под брызжущий шланг и, задыхаясь, героически завертелся под холодной струей. Кто-то бросил ему кусок пемзы – потереться. Остальные проталкивались вперед, ожидая своей очереди: несчастные глупцы, подобно овцам, нуждались, чтобы кто-то двинулся первым; теперь все они рвутся туда же.
Хорнблауэр заметил на белом теле одного новобранца красную полосу. Он поманил Томсона в сторону.
– Вы даете волю линьку, Томсон, – сказал он.
Тот смущенно осклабился, перебирая в руках двухфутовый трос с узлом на конце – ими унтер-офицеры подбадривали матросов.
– Я не потерплю у себя на корабле унтер-офицера, который не знает, когда пускать в дело линек. Эти люди еще не пришли в себя, и битьем этого не поправишь. Еще одна такая оплошность, Томсон, и я вас разжалую, а тогда вы у меня будете каждый божий день драить гальюны. Так-то.
Томсон сник, напуганный неподдельным гневом капитана.
– Пожалуйста, приглядывайте за ним, мистер Буш, – добавил Хорнблауэр. – Иногда после выговора унтер-офицер вымещает обиду на подчиненных. Я этого не потерплю.
– Есть, сэр, – философски отвечал Буш. Он первый раз видел капитана, которого тревожит применение линьков. Линьки – такая же часть флотской жизни, как плохая кормежка, восемнадцать дюймов на койку и подстерегающие в море опасности. Буш не понимал дисциплинарных методов Хорнблауэра. Он ужаснулся, когда тот прилюдно объявил, что моется под помпой – только сумасшедший может подталкивать матросов к мысли, что капитан слеплен из того же теста. Но прослужив под началом Хорнблауэра два года, Буш усвоил, что его странные методы иногда приносят поразительные плоды. Он готов был подчиняться ему – верно, хотя и слепо, покорно и в то же время восхищенно.
Глава II
– Сэр, слуга из «Ангела» принес записку и ждет внизу, – сказала квартирная хозяйка, когда Хорнблауэр, в ответ на стук, пригласил ее войти в гостиную.
Хорнблауэр взял записку, взглянул на адрес и вздрогнул –
