и благодарила богов за покровительство.
С окончанием образования Мезу получил блестящую должность при дворе, но удача выскочки возбудила зависть и тайное роптание египетских вельмож, жадно ловивших случай очернить его перед Рамзесом. Мелкие дрязги ожесточили характер Мезу: веселый и предприимчивый юноша стал мрачен, задумчив и необщителен.
Мечтой моей жизни стало женить его на молодой знатной египтянке и этим союзом уничтожить предрассудки, вредившие его будущности. Красивый, умный и высокопоставленный молодой человек, которому я покровительствовала как сыну, не встретил бы отказа, но, к моему изумлению, Мезу выразил отвращение к браку и умолял оставить мысль о женитьбе.
Он начал глубоко сочувствовать несчастному народу, из которого происходил. Он постоянно навещал своих мнимых родителей, Амрама и Иохабед, привез с собой в Фивы их сына Аарона, которого считал своим братом. Он часами разговаривал с хитрым и остроумным человеком, учил его и заставлял рассказывать историю своего народа и подробности о страданиях и унижениях.
Незаметно я постарела, а Мезу минуло тридцать лет. Мое здоровье было очень слабо, я чувствовала, что смерть приближается. У меня возникло навязчивое желание умереть там, где случилась драма моей жизни.
До моего отъезда в Танис придворная интрига снова причинила Мезу неприятность, и я умоляла Рамзеса дать ему место командующего армией, так как это назначение, надолго удаляя его из Фив, дало бы возможность улечься всем неурядицам. Моя просьба была исполнена, да и время было подходящее – готовился поход, кажется, против ливийцев.
Счастливая и спокойная, я прибыла в Танис в сопровождении Шенефреса, который, в отчаянии от угрозы потерять жену навсегда, окружил заботами; по-своему он любил меня, но, увы, его мнительная ревность пережила года.
Несколько недель спустя после нашего приезда я лежала на своей плоской кровле, с которой открывался вид на сады, и с наслаждением вдыхала свежий воздух. Лучи заходящего солнца золотили верхушки пальм, отбрасывая красноватые тени на темную зелень рощ и фантастически освещая полный воспоминаний сад.
Я погрузилась в грезы о былом: вон окруженное розовыми кустами окно, через которое послание Апофиса упало на колени Аснат, давно умершей; а под кудрявой листвой рощи я снова увидела Итамара и ту ночь, я любовалась им, освещенным луною, грустным и прекрасным молодым мужчиной; сердце забилось при воспоминании о блаженном часе, лучшем в моей жизни, потому что, помня лишь о любви, я совершенно забыла перенесенные страдания и не хотела знать о тех, которые нам еще предстояло пережить.
Мне доложили, что Мезу, прибыв из Фив, просит принять его. Я приказала немедленно пустить его, так как вид возлюбленного сына всегда был бальзамом для моего сердца.
Когда все вышли, он уселся на подушку возле моего ложа и прижал мои руки к своим губам:
– У тебя очень страдальческий вид, глаза обведены темными кругами. Дорогая матушка, найду ли я тебя в здравии,
