когда я напомнила ему собственных его детей. Я вошла за перегородку: там лежали они, два увядших бутона, на земле. Одна протянула руки в виде креста, другая покоилась около нее – жертва возле жертвы.
Слезы заглушили голос Ирины; глубоко тронутый Руфин схватил руку своей дочери: как возможна была для него подобная же утрата!
Матрона вытерла слезы и так закончила свой рассказ:
– Восшествие на престол Максенция открыло двери моей тюрьмы, и я направила первые шаги к месту, на котором покоился прах моего мужа, а оттуда к детям, поставленным в общую гробницу на кладбище Каликста. С тех пор я живу одиноко, как дерево зимой, лишенное листьев, простирающее свои нагие ветки к небу. Одно-единственное утешение и надежду оставил мне Бог – моего сына Кандида.
Ирина замолчала, в молчаливой задумчивости сидел и Руфин. Сколько горя перенесла эта слабая женщина! И откуда почерпнула она мужество при таком искушении?
Валерия постепенно настолько оправилась, что осмелилась просить отца позволить оказать дорогой покойнице последнюю дружескую услугу, а так как и Ирина поддержала ее просьбу, то Руфин, несмотря на свое опасение, дал наконец согласие. Кто мужественно пьет чашу испытаний, тот находит на дне ее таинственную небесную силу: это Ирина испытала на себе.
И так Валерия пошла с подругой своей матери в домашний архив, куда тело покойной было перенесено слугами и положено на тюфяк. Руфин остался в комнате один со своей печалью и мыслями, но печаль улеглась и мысли прояснились.
Когда утренний рассвет посылает свои первые лучи на темную поверхность моря, тогда сглаживается зыбь и благодарственно приветствует кормчий проблеск нового дня.
Прежде чем лишить себя добровольно жизни, Сафрония надела то белое полотняное платье, которое получила в день своего крещения: она хотела возвратить его Богу и Спасителю незапятнанным грехом, окрашенным мученической кровью.
Валерия опустилась глубоко расстроенная на колени у тела покойной и, обвив руками дорогую голову, разразилась следующими словами:
«Милейшая мать, как мученица, с пальмовой веткой в руках стоишь ты теперь у престола Господня. Нет, я не хочу плакать! Дочь такой сильной женщины, дитя мученицы должна показать себя достойной своей матери. Пусть Бог привьет слабый черенок к дереву креста. О, ты святая, сквозь слезы смотрю я на небесное величие и прославляю с тобой нашего Господа».
С помощью Ирины и двух верных служанок принялась Валерия за прискорбно-сладкую работу. Они набальзамировали труп покойной дорогими душистыми травами, одели ее в расшитое золотом платье, вложили ей в руки пальмовую ветвь и обвили голову венком из роз. Поставленная по староримскому обычаю ногами к дверям, покойница была окружена свечами. В курильнице горел перед ней благовонный ладан, наполнявший благоуханием комнату. Обрызганное кровью платье матери Валерия спрятала, как священную
