с ним, хлюст с чрезвычайно независимым видом метнул свою трость Тиму в ноги. Тим перекувырнулся в воздухе и упал лицом вниз, подняв облако пыли.
На миг воцарилась мертвая тишина, у всех перехватило дыхание. Даже сам молодой человек, казалось, был поражен низостью своего поступка. Понадобилось немало времени для того, чтобы и он и зрители поняли, что произошло. Но вот они опомнились, и из тысячи глоток вырвался воинственный рев ирландцев.
Когда рыжий достиг финиша, не раздалось ни одного хлопка. Буря гнева обрушилась на молодого человека с тростью. Услышав рев, он с минуту колебался, затем повернулся и побежал по дорожке.
– Беги, парень! – кричал ему вслед Берт, махая шляпой. – Хорош! Дальше некуда! Что придумал! Нет, что придумал! Скажи, а? Скажи! – повторял он.
– Ну и ну! Такого ловкача поискать надо! – сказал Билл с насмешливым восхищением. – Только зачем это ему понадобилось? Он не каменщик.
Подгоняемый бешеным воем, молодой человек, точно затравленный кролик, несся по дорожке к открытому месту на склоне холма. Тут он вскарабкался наверх и исчез между деревьями. За ним гналась, запыхавшись, сотня жаждущих мести преследователей.
– Экая жалость, он так и не увидит, чем все кончится, – сказал Билл. – Посмотри на эту публику.
Берт был вне себя. Он подпрыгивал и все время кричал:
– Смотри! Смотри! Смотри!
Оклендская партия была оскорблена. Ее фаворита дважды лишили выигрыша. То, что произошло сейчас, – было, несомненно, тоже гнусными кознями партии Фриско. Поэтому Окленд грозил Сан-Франциско своими увесистыми кулаками и жаждал крови. И хотя совесть другой партии была чиста, она ничего не имела против того, чтобы помериться силами с противником: обвинение в подобном злодействе не менее чудовищно, чем само злодейство. Кроме того, ирландцы и так уже сдерживали себя в течение стольких утомительных часов, и теперь пять тысяч мужчин упоенно рвались в драку. К ним присоединились и женщины. Весь амфитеатр был вовлечен в эту потасовку. Шло наступление и отступление, люди бросались в атаку и контратаку. Более слабые отряды были оттеснены на склоны холма. Другие группы хитрили, рассыпались между деревьями, вели партизанскую войну, внезапно набрасываясь на зазевавшихся противников. Десятку полисменов, специально нанятых правлением Визел-парка, обе стороны надавали по загривку, не жалея сил.
– Разве кто любит полицию? – засмеялся Берт, прижимая платок к поврежденному уху, из которого все еще шла кровь.
В кустах за ним раздался треск, он отскочил в сторону, и мимо них под откос покатились двое сцепившихся парней – каждый, как только оказывался наверху, колотил того, кто лежал под ним, – а следом бежала женщина, вопя и осыпая ударами того из противников, который не принадлежал к ее клану.
Во время второй истории с призом судьи на своей вышке мужественно оказывали сопротивление бешеному натиску толпы, пока наконец шаткое сооружение не рухнуло.
– Что эта старуха собирается делать? –
