дичь. С ними Дюбур осуществлял свои фантазии, которые были столь же жестоки, сколь и своеобразны: его единственной страстью было видеть доставшихся ему девочек в слезах. Надо признаться, добиваться этого он умел как никто на свете… У презренного плута имелось в запасе столько злодейских выходок, столько ядовитых поддразниваний, что бедным девчонкам трудно было удержаться от слез, и обрадованный Дюбур тут же добавлял к мучениям моральным плотские, – слезы лились еще пуще, и варвар наслаждался в полной мере, покрывая поцелуями заплаканное личико жертвы.
– Будете ли вы теперь благоразумны, чтобы добиться успеха? – строго спросил он Жюстину.
– Ах, сударь, – отвечала она, – если б я не была благоразумна, разве оказалась бы я теперь в таком положении? Нет, я бы не была уже ни бедной, ни отверженной.
– А чего же вы хотите от богатых людей, если вы сами ничем не собираетесь послужить им? – последовал новый вопрос.
– О сударь, мне ничего не надо, кроме того, чтобы получить службу, приличествующую моему возрасту и благопристойности!
– Да я вовсе и не говорю о службе! С вашей внешностью и в вашем возрасте к чему служить! Я говорю о том, что вы должны радовать мужчин. Какая польза от вашей хваленой добродетели? Ладан, который вы тщетно воскуряете перед этим алтарем, вас не накормит. То, что меньше всего ценится людьми в вашем поле, то, что они больше всего презирают, это как раз и есть так называемое благонравие. Ныне, дитя мое, ценится лишь то, что приносит или доход, или наслаждение, а какой доход, какая радость от женской добродетели? Как раз отсутствие добродетели радует нас и привлекает. Люди моего сорта дают лишь для того, чтобы что-то получить за это. А чем такая молоденькая девица, как вы, впрочем довольно некрасивая и к тому же глупая, может отплатить за все, что для нее сделают? Только тем, что полностью отдаст свое тело. Ну так подберите повыше ваше платье, если хотите получить от меня деньги.
Рука Дюбура потянулась к ляжкам Жюстины, намереваясь поудобнее устроиться между ними. Прелестное создание поспешно отшатнулось и воскликнуло со слезами:
– О сударь! Неужто и впрямь нет больше на свете порядочных и добрых мужчин?
– Бог весть, – живо откликнулся Дюбур, который при виде слез Жюстины ускорил темп движения руки, мастурбирующей под халатом. – Очень мало, если говорить правду. Теперь забывается манера помогать другим даром, теперь поняли, что радости благотворительности – это всего лишь сладострастие гордыни. Теперь хотят радостей более ощутимых, более материальных. Самое главное теперь – пользоваться плодами наслаждения.
– Боже мой! Значит, несчастные обречены на гибель?
– Эка важность! На свете и так много лишних ртов.
– Но как же должны будут дети относиться к своим родителям, если те станут рассуждать подобно вам? Может быть, слабых или больных лучше душить прямо в колыбели?
– А почему бы и нет? Этот обычай, кстати говоря,
