крокодил в ночь перед первыми толчками отказался принимать подношения и принялся страшно гортанно рычать, изгибаясь мощным кожистым телом, задирая к небесам клыкастую пасть и шипастый хвост. Тогда египтяне как один подняли паруса и, побросав дела, ринулись прочь с острова, твердя, что, если священное животное Себека так беснуется, значит гнева богов не миновать. А за ними потянулись финикийцы и остальные торговцы.
Храмовые обезьяны, верные прислужницы жриц, тоже словно сошли с ума. Они покинули свои излюбленные заросли папируса у Тихого озера, огромным клубком взъерошенной серо-голубой шерсти влетели в храмовое святилище и с оглушительными криками стали скакать под его каменными сводами, опрокидывая чащи с дарами, лампады и кувшины с маслом. Даже покусали кого-то из пытавшихся успокоить их служителей.
Все звери, да и сам орел, чувствовали, что надвигается немыслимое – нечто намного более страшное, чем смерть от стрелы охотника или под лезвием ритуального топора. Будто вся земля – вода, воздух, сама почва запела многоголосым хором, не слышным уху, но стучащим в сердце: «Спасайтесь! Бегите! Конец близок!». Даже толстокожие люди в конце концов вняли этому призыву, хотя многие до последнего не хотели верить, что их мир, такой надежный, твердый и незыблемый, может сгинуть в объятиях стихии.
Столица Стонгиле, город Аталасос пустовал всего пару дней, а орел уже привык к разлившемуся повсюду безмолвию. Но казалось тишина, как слишком туго натянутая тетива лука, могла лопнуть в любой момент, с треском порваться и возвестить о начале конца. Он чувствовал неизбежное и бесстрастно наблюдал как сумерки, возможно, в последний раз в его жизни, окутывали землю мягкой пушистой дымкой. Вот и Гора стала еле видна отсюда, с южной оконечности Большого острова.
Сегодня здесь не зажгутся теплые красные огоньки масляных светильников. Аппетитные запахи готовящейся в очагах еды не разнесутся по извилистым улочкам. Звонкие голоса матерей не позовут за стол заигравшихся на улице детей, а сытый довольный смех, разноголосая болтовня и мелодичные протяжные песни не наполнят стены домов. Стронгиле замер, как несчастный, приговоренный к казни, который только и может надеяться, что рука палача не дрогнет, а смерть будет легкой и быстрой.
Но что это? Птица резким движением повернула голову. Там, справа, по дороге двигалось несколько фигур. Люди, откуда они здесь взялись? Неужели кого-то не достигли вовремя вести о надвигающейся напасти, и несчастные идут в опустевшую столицу, ожидая найти здесь помощь и объяснение происходящему? Или это такие же как он упрямцы, отказавшиеся бежать и решившие погибнуть вместе со всем, что им дорого?
Сначала на небольшую треугольную площадь перед домом, на котором сидел орел, вышло двое – мужчина с факелом в руке и женщина. Внешне выглядели они как обычные островитяне. Он – в мягкой кожаной юбке выше колен и вышитой фаянсовым бисером накидке из тонкой шерсти, на руках – широкие мужские золотые браслеты с искусной чеканкой, выдающие знатного господина.
