увлекается. Боится, наверно, что Мавзолей разрушат. А он находится под охраной Юнеско.
Гардеробщица: – Врёшь, наверно? Это ты на ходу выдумал, да? А я тут причём?
Василич: – Нет. Вчера полдня думал. Даже позвонил приятелю. У него лицензия телепата.
Гардеробщица: – Телепа-а-та. Тоже мне профессия.
Василич: – Эх, ты, Фомиха неверующая! В государственном реестре даже есть! К нему даже министры обращаются. Спрашивают, что будет после выборов. Он им разъясняет. Хорошо платят. Говорят, сбываются его предсказания.
Гардеробщица: – Так, что с моей-то мумией делать? Что ей сказать?
Василич: – Ты, видно, у неё коммуникатор связи с тем светом. Такое случается. Необъяснимо наукой. Ты должна ей сказать, чтобы не беспокоилась. Что ты через меня связалась с кем надо, там и там. (Показывает вверх и вниз.) Что тело пока не тронут. Пока мы все не вымрем, которые помнят ту жизнь. И потом уже не тронут. Время упустили до столетия революции. В 90-е могли. Короче, в Мавзолее наступит примирение раньше, чем тут, у нас. Его потеснят. И наполнят другими царями. Кого-то привезут из Петропавловской крепости. Кого-то откуда-нибудь выроют и тоже для компании всунут. Так что архитектурный комплекс Красной площади сохранится в целости и сохранности.
Гардеробщица: – А нельзя ли ей здесь, прямо на работе сказать об этом? Чтобы больше не приходила ночью?
Василич: – Нельзя связь нарушать. Нарушишь какое-нибудь звено в этой цепи, и всё пойдёт наперекосяк. Чертовщина какая-нибудь вылезет. Например, Жириновский станет диктатором. Или в Москва-реке крокодилы заведутся. Или вулкан какой-нибудь взорвётся.
Гардеробщица: – Не обрадовал ты меня, Василич. Да уж ладно, держи. (Огляядывается. Суёт бутылку.)
Придётся тоже на ночь дёрнуть сто граммов. Хоть я и за здоровый образ жизни. А там, глядишь, и побеседуем с ней мирно. Успокою её твоим пророчеством.
Там же.
Входит Гардеробщица.
Гардеробщица. (Взволнованно) Приходила, Василич!
Василич: – (Солидно, покровительственно) Неужели? Во-первых, здороваться надо.
Гардеробщица: – Ой не до здоровканья! Ужас. Ещё страшнее было. Явилось это привидение. Глаза запавшие. И вроде как запах от неё жуткий такой. Но не покойницкий. Нечеловеческий какой-то.
Василич: – Ну, и чего ты ей наплела? По глазам вижу, что лишнего наболтала. Давай, вываливай.
Гардеробщица: – Чего там наплетёшь… Смотрю на неё. В голос кричу! А голоса-то нет. Ну, как во сне часто бывает. А она всё ближе и ближе. Взяла меня за руку. А пальцы у неё холодные и костлявые. Я уж подумала, что вместо неё смерть моя пришла.
Постояли мы. Пригляделись друг к дружке. У меня душа в хвост ушла. Да, в хвост. Чувствую, что он у меня вырос будто. А она вдруг хихикнула. Так хихикнула, что я почти уже на том свете очутилась. Ну, думаю, сейчас на сковородку бросит!
Потом вспомнила я твои слова, уж не знаю, как вспомнила. Зашептала про тело вождя, про будущее. А она будто оттаивает. И глаза
