пор помнил её, хоть очень хотел бы забыть. У неё были медового цвета глаза и волосы и прекрасные, пухлые, нежные губы, сложенные «поцелуйчиком». Она была эльдар, как Мария, хоть и моложе последней – как Гору теперь казалось. Он так и не смог вытравить из своего сердца память о том горячем, восторженном чувстве, которое переполняло его после первого в его жизни секса. Он испытал тогда благодарность к той, что подарила ему – хоть и против своей воли, – такое наслаждение, и восторг перед красотой и одуряющим соблазном женского тела, нежного, сладкого, душистого и невыносимо желанного… Хозяин, как обычно, распинался о том, насколько женщина ниже, как она убога и отвратительна по сравнению с мужчиной, а мальчик, не слыша его, пожирал её глазами, мечтая вновь дотронуться до её кожи, до её груди, и ощутить её упругость, нежность и теплоту… Гор больше никогда не видел эту девушку – в Приют он попал через полтора года после этого, и в Девичнике её не застал, – но помнил и желал её до сих пор. Ему до сих пор втайне казалось, что она была прекраснее всего, что он когда-либо видел и знал… А тогда Хозяин приказал ему бить её. Бить тело, которое было ему так желанно, внушало такую нежность!!! Мальчишка отказался, и Хозяин пообещал, что если он этого не сделает, её будут бить его телохранители – и не просто бить, а ещё и резать. Отрежут одну грудь, потом другую… вспорют живот… Гор знал уже, что это не пустые слова, и взял в руки плеть. В этот миг что-то в нём умерло тогда, умерло страшно, больно, так больно, что потом, вернувшись на Конюшню, он пытался вновь покончить с собой… Но ему опять не дали. Пришлось жить, пришлось бить снова… Но потом это стало уже не так страшно. Гор так и не полюбил насилие, но бил легко. Легко рвал пасть собакам и ломал им хребты, легко насиловал, без колебаний порол и сыпал соль на рубцы. Первый удар по той, первой девушке убил того мальчика, каким он был когда-то, и породил Гора – совсем другого зверя. Он не любил об этом вспоминать, старался не думать – и вспоминал и думал сейчас. Мария была чем-то похожа на ту девушку – тоже эльдар, тоже медово-золотистая, сияюще-прекрасная. Душа Гора металась, сердце упрямо требовало чего-то ненужного. Он знал, что нельзя делать того, что он делает, но не сделать не мог – и среди ночи отправился в Девичник, прихватив с собой кое-что.
Коридоры Садов Мечты были намеренно запутанными, изобилующими тупиками, в большинстве своём узкими и тёмными. Огня здесь никогда не зажигали. Живой огонь освещал только покои Хозяина и Доктора, будуары для гостей и коридоры, по которым они ходили; все остальные помещения тонули во мраке. Ночью всякая жизнь в Садах Мечты вообще умирала. Если в обычных борделях это был самый пик, то в Сады Мечты гости приходили к полудню и уходили в сумерках. Доктор ещё до ухода гостей запирался в своих покоях, и никакая сила не могла до восхода солнца выманить его оттуда. Только никто в Садах Мечты, кроме Гора, этого не знал… И коридоров Садов Мечты так досконально, как он, пожалуй, тоже никто не изучил. Гор несколько раз пытался бежать, и однажды почти месяц прятался в этих коридорах,